Книга Яд вожделения - Елена Арсеньева

– Я только хочу тебя спастинеразумную, – чуть ли не подтолкнула ее в бок Алена, уже почти задыхаясьот волнения, и, верно, что-то было в ее голосе особенное, потому что КатеринаИвановна вдруг пристально уставилась в ее глаза, и несколько мгновений онинеотрывно глядели друг на друга.

– А чего ж ты, если такая добрая, «Словои дело!» не кликнешь? – спросила Катерина Ивановна не без ехидства – иотшатнулась, замахала руками, увидав, как изменилось, побелело лицо страннойнезнакомки: – Ну чего ты, чего? О господи, вот уж…

У Алены подогнулись ноги.

«Слово и дело!» И – на виску, под кнут, втиски, если кто-то из ватажников окажется настолько крепок, что выдержит триперемены. Нет. Нет!..

Захотелось с криком броситься прочь, да ногиотнялись. Она только и могла, что беспомощно взглянула на Катерину Ивановну ипрошептала:

– Доносчику – первый кнут…

– Ого, девонька! – столь же тихопроговорила та. – Ого… видать, хлебнула ты лиха!

И они еще довольно долго мерили друг другавзглядами, а потом, когда Алена решила, что все кончилось, все пропало,Катерина Ивановна вдруг посмотрела на что-то за ее спиной, сделала страшныеглаза – и, приблизив лицо, прошептала оживленно, как подружка:

– Ой, Аниска идет! А ну, прячься, садисьна запятки, да сиди тихенько! Будешь в подвале сидеть до третьих петухов, аутром… Утром поговорим!

Глава 9

Немецкая каша и бухарские ослы

«Был в палатах великих округлых, которыеиталиане зовут театрум. В тех палатах поделаны чуланы многие для смотрения впять рядов вверх, и бывает в одном театруме чуланов двести, а в ином триста ибольше, а все чуланы поделаны внутри того театрума предивными работамизолочеными! Там же, где, уставши от смотрения, зрители делают променад, вкадках растут многие травы и цветы нарядные, рассаженные разными штуками попрепорциям, и множество плодовитых деревьев с обрезанными ветвями, ставленныхархитектурно, и немалое число подобий человеческих мужеского и женска полу избелых мармаров. К сему доложу, что каменные девки, изображающие поганскихбогинь, сделаны как живые! Среди них видел: Афродиту, сиречь Венус, с голымигрудями, но чресла прикрытые, а рук не имеется вовсе: барбарским племенемотбитые. Видел також престранную бабу в хламиде, заместо волос – змеи сразверстыми пастями, лик – наводящий ужас, и то Горгона Медуза. При ней молодойчеловек нагой со щитом – Персей, и девка, вовсе голая, до срамного места, и вцепях – Андромеда…»

На этом лист кончался, а на оборотекорявеньким Катюшкиным почерком, скорописью, с ошибками и длинными титлами,[58] дико глядевшимися над иноземными именами и сугубо мирскими«поганскими» понятиями, было нацарапано: «Афрта, сиречь Венус, – грецкая иримская богиня нежной страсти, сиречь любви, неодлмй и плмной. Сама нравомблудлива зело и любит делать Амур пуще жизни с кем где првдет. Персей – иройбстршный, сын Данаи, кою обольстил Звс и свкплся с ней в облике златого дождя.Андра – девка, дочка ксря, отдана на пжрание чуду мрскму, все равно как нашемуЗмею Горынычеву. Персей пролетал мимо на своих…»

Далее записи обрывались, хотя на листе ещемного было места. То ли Катюшку что-то отвлекло, то ли она позабыла историюспасения Андры, точнее Андромеды, дочки ксрой, что значило – кесаревой, хотя ивытверживала ее наизусть, до головных болей, подобно всем историям про древнихчужих богов. Без знания всех этих Афрт (Афродит), побуждающих пламенную любовь,Звсов (Зевесов) и прочих Посейдонов нынче нельзя было даже носу сунуть наассамблею, уверяла Катюшка и со скрежетом зубовным продолжала ежедневнозатверживать: «Аполлон, сиречь Феб, – огнепалимый бог музык всяческих, атакже малеванья и идолоделанья, красоты неотразимой. Гермес, сиречьМеркуриус, – обладатель крылатых башмаков, старшина над всеми грецкимикупцами и странными да хожалыми человеками…»

Также весьма живо обсуждались на ассамблеяхвпечатления этих «странных да хожалых человеков», побывавших по волегосударевой в непредставимых заморских странах. Их дневники переписывались изачитывались до дыр. Алена тоже читала с удовольствием, хотя многое оставалосьдля нее непонятно: зачем ходить в какие-то театрумы и сидеть там в чуланах,пусть и раззолоченных?!

Про богов было читать интереснее, однакоКатюшка при одном их упоминании косоротилась. Внешне соблюдая новомодныйполитес, она в душе была весьма простодушна и пуще всего любила, особенно когдаее покровителя и любовника вечерами не было дома, поболтать о каких-нибудь«демонах темноводных и чудесах иных, умом не постигаемых», а рассказов такихАлена знала неисчислимое количество! Постепенно они сторговались: Катюшка просвещалаее об очередном скандале, учиненном на Олимпийской горище из-за любвеобилияЗевесова и ревности его супруги Геры, а Алена плела ей какую-нибудь«барбарскую», сиречь варварскую, байку:

– Лягушки-де – это бывшие люди,затопленные всемирным потопом. У них, как и у людей, по пяти пальцев на руках иногах: четыре долгих, а один коротенький. Придет время, и они снова станутлюдьми, а мы, ныне живущие, обратимся в лягушек. Говорят также, что лягушкипроизошли от проклятых матерями младенцев. Если кто убьет лягушку, ему на томсвете подадут лягушачий пирог. Убивать лягушку также опасно потому, что онаможет вцепиться в того, кто намерен это сделать, и тогда ее ничем не оторвешь –придется с нею помирать!..

Обменявшись такого рода сведениями, обестороны оставались вполне довольны, и Алене уже казалось невероятным, чтокакие-нибудь две недели назад они с Катюшкой даже не знали друг друга! Неужелине было той их ежедневной, а порою и ежевечерней болтовни о том, что и к чемуво сне снится, и какая планета небесная ближе к душе человека, от какой онприемлет свойства натуры своей, и о чудесных качествах баенной воды какприворотного зелья?..

И неужто было то утро после памятного сиденияв подвале, когда, измаявшись от неизвестности исхода баталии, от неизвестностисвоей судьбы – ведь, могло статься, утром двери отомкнет не хозяйка, агосударев сыскарь, которому не станет большого труда свести концы с концами ивыяснить, кто такая эта неведомая доброжелательница, «из какой она ямывылезла», согласно необычайно прозорливому вопросу Катерины Ивановны, –неужто было то утро, когда она была выпущена необычайно почтительным Митрием ипрепровождена в барские покои?..