Книга Новогодние расследования - Елена Ивановна Логунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не выдержал, вскочил из-за стола и ушел в спальню переодевать штаны. Но оказалось, что переодеваться было не во что. Что-то она забыла забрать из химчистки, что-то еще не отнесла в прачечную. Сами-то Алла Степановна не унижали себя стиркой и глажкой его брюк.
– Надень джинсы, в конце концов, – посоветовала она угрюмо.
– Ко мне сегодня немцы на фирму приезжают! – заорал Миньков не своим голосом. – Ты это понимаешь или нет?!
– Жрать надо было аккуратнее! – заорала она в ответ. – А не обсыпаться крошками, как быдло последнее!!!
– А кому-то не мешало бы научиться, наконец, готовить! – еще громче продолжил Миньков, начав в бешенстве вываливать всю одежду с полок на пол.
– Жри в ресторане в таком случае! – не унималась и она. – Ты, в конце концов, можешь себе это позволить!
– А ты-то… – он опешил, она еще ни разу не отсылала его в общепитовские места. – Ты-то мне тогда для чего, дорогая?! Постиранных вещей нет! Покушать нет!
– Про детей не забудь добавить!
– И не забуду! – Он выхватил из кучи одежды джинсы, которые были чистыми, но невыглаженными. – Детей тоже нет! Зачем ты мне тогда, а?!
И вот тогда-то он, вдевая ноги в измятую джинсовую ткань, и понял, что не останется с ней. И начал хватать с пола что-то, какие-то носки, футболки, свитера и совать в дорожную сумку. И пускай она ехидничала ему вслед, Миньков молчал. Ему нечего было ей сказать, потому что он не знал, как будет дальше.
Без нее ему будет плохо, он всегда скучал по ней и уже через день-другой начинал названивать, но и с ней уже стало просто невыносимо. Он бесился от того, с какой маниакальной увлеченностью она отслеживает свои килограммы, с какой тщательной обязательностью качает, поджаривает, умащивает свое тело. Маникюр, педикюр, макияж, было что-то еще перманентное, он плохо слушал и не уловил…
Да, красива. Очень красива его жена. Практически безупречно красива. Господи, но есть же что-то еще! Что-то еще более ценное, важное и святое, чем просиживание часами перед зеркалом, махи руками с зажатыми в них гантелями и бесконечная трусца по беговым дорожкам.
Почему она не хотела его понять? Потому что никогда не пыталась или ей просто было неинтересно? Неинтересно то, чем он жил, о чем мечтал.
– Нарушаем? – Молодой лейтенант, остановивший его на дороге, обошел машину Минькова. – С какой целью приехали в наши края, Сергей Иванович?
– К бабке в деревню. – Миньков назвал населенный пункт, где решил в одиночестве праздновать Новый год.
– Ого! – удивленно воскликнул лейтенант. – Там же нет почти никого. Пара дворов и осталась. У меня дядька оттуда. Все дом хотел продать, да не берет никто, так и ветшает теперь. Ладно, не стану вас наказывать, Сергей Иванович, праздник все же на носу. Будьте осторожнее, счастливого пути.
Миньков медленно тронул машину с места, кивком поблагодарив лейтенанта.
Вишь как! Даже милиция прониклась пониманием в связи со святостью праздника, а Алку не пронять ни хрена. Пускай, конечно, святость та была не православной, а скорее семейной, но ведь Алка-то ни в бога, ни в черта не верила. И святого у нее ничего за душой не было, и в традиции она не верила семейные.
А вот Миньков во все это верил и всего этого желал всей душой.
– Эх, Алла, Алла, и почему ты так со мной?! – прошептал Миньков Сергей Иванович, съезжая с шоссе на проселочную дорогу, невероятно, но та оказалась расчищенной. – Могли бы, между прочим, вместе поехать…
Конечно, Алла не поехала бы с ним в глухую деревню ни за что. Это так он сам себя обманывал. И если бы даже ему удалось ценой невероятных усилий и щедрых авансирований уговорить ее совершить небольшое романтическое путешествие в забытый край, то, переступив порог бабкиного дома, его жена тотчас бы умчалась обратно.
Романтики было мало в плесневых углах, прогнивших досках пола в сенцах и занесенных пылью и паутиной крошечных оконцах. И вообще каким-то все маленьким оказалось, тесным и хлипким. Табуретка в кухне едва выдержала его вес, расскрипелась так, что Миньков поспешил с нее подняться. Панцирная койка в бабкиной спальне была очень узкой, почти солдатской и таращилась на него оскалом проржавевших пружин. Ящики старого растрескавшегося комода так и не выдвинулись, сколько он ни старался. Круглый стол в маленькой кухне, правда, порадовал. Все так же с деловитой прочностью стоял на толстых ножках посреди комнаты. И свет, как ни странно, под потолком вспыхнул, когда Миньков пощелкал головастым черным выключателем.
То ли власти закрутились и позабыли отключить участок линии электропередачи в опустевшей деревне, то ли ворам было недосуг в такой медвежий угол за кабелем подаваться, и тот уцелел. Но свет горел, и Сергей немного приободрился.
Поначалу-то, если честно, как только в дом вошел, хотел сбежать. И даже перед Алкой готов был извиниться, лишь бы не встречать Новый год в такой дыре в одиночестве. Но потом передумал.
Не мужчина он, что ли, чтобы так вот сразу паниковать и обратно ей в ноги падать?! Ему потом, кроме горечи, ничего, а Алке опять же радость: все случилось, как она и предсказала, не зря же хохотала ему вслед.
Нет, он никуда отсюда не уедет. Осмотрится сейчас, печку затопит. Если дров не найдет позади дома, где обычно они вязанками лежали, то пойдет по соседним дворам. Где-то что-то да завалялось. И заборов опять же кругом видимо-невидимо, не то что на два дня, на два месяца хватит топить.
Да и все необходимое у него с собой. Когда ехал, успел не только встречу с немцами на зама своего переложить, но и в супермаркет заехать, забив две тележки до отказа продуктами, выпивкой, спальными принадлежностями, яркой клеенкой, посудой. До праздника еще сегодняшнего шесть часов оставалось и завтра целый день до полуночи. Он и в доме порядок наведет, и елку установит, огромную упаковку елочной бижутерии с шарами, мишурой и бусами он тоже ведь не забыл прихватить. А как со всем этим справится, пойдет гостей к себе звать на новогоднюю ночь, лейтенант на дороге обмолвился, что пара дворов тут обитаемых осталась. Может, кто знакомый из его озорного детства, с кем задами снежные горки полировали и коньками лед на пруду рыхлили, здесь до сих пор живет?..
Глава 2
Он ненавидел, как она это делала…
Да он все в ней ненавидел, если уж признаться честно. Как она ходила, ненавидел. Не шла ведь, а как ладья плыла, медленно ворочая крутыми, будто корма, боками. Как разговаривала, слышать не мог. Говорила ведь, будто по учебнику словесности. Каждое слово утюжила необходимой интонацией, при этом нежно поводя