Книга Сдвиг по фазе - Кит А. Пирсон

не хочу здесь оставаться.

— А где же ваш дом?

— Навряд ли тебе захочется услышать мой ответ.

— Проверим?

— Да это и неважно. Важно то, что мне необходимо убраться отсюда, потому что меня все здесь, на хрен, бесит.

— Тогда уезжайте, коли все настолько плохо.

— Ага, конечно, — фыркает Клемент. — Как будто это так просто.

Поскольку у меня самого имеется веская причина продолжать томиться в Лондоне, предпочитаю не расспрашивать о его личных обстоятельствах.

— Значит, ваш гнев объясняется тем, что вы не можете отсюда выбраться?

— В общих чертах, да.

— Вас не беспокоит, что в конце концов этот гнев вас уничтожит?

— Меня только и беспокоит, док, как вернуться туда, где мое место.

— А если не получится?

— Тогда лучше умереть. Все что угодно, лишь бы не это поганое существование.

— Уж не хотите ли вы сказать, что вас посещают мысли о самоубийстве?

— Поверь мне, я пытался. Не могу.

— Подобное я слышал множество раз. Порой люди достигают стадии, когда искренне считают суицид единственным возможным выходом из положения. И появляются они в моем кабинете только потому, что покончить с собой на деле, к счастью, куда сложнее, нежели в теории.

— Дело не в том, что мне не хватает духу. Умереть вовсе не так просто, как кажется.

— Вот как?

— В прошлом году я ввязался в драку, ну и в процессе навернулся с обрыва, блин. Пролетел метров тридцать, грохнулся о скалы, а потом меня смыло штормом.

— Боже! Как же вам удалось выжить?

— Наверняка только благодаря божественному вмешательству, — усмехается Клемент. — Видать, мой срок еще не настал. Очухался на пляже без единой царапины.

Его легкомысленное отношение к собственной бренности ставит меня в тупик. Как правило, для больных шизофренией характерен противоположный взгляд, и зачастую собственная смерть их крайне тревожит, иногда даже на уровне одержимости. Страх смерти совершенно естественен, однако у всех нас имеются врожденные механизмы, чтобы преодолевать его. Шизофрения нарушает действие этого механизма, и страх может поглотить человека целиком.

— Клемент, правильно ли будет сказать, что вы не боитесь смерти?

— Правильно будет сказать, что я устал от жизни. Поэтому-то я и здесь.

— Не потрудитесь объяснить?

— Мне нужно исправить то, что со мной не так, а исправить что-либо можно только тогда, когда известна причина. И ты поможешь мне разобраться.

— Я вовсе не говорил, что помогу вам разобраться. Мы так не договаривались.

— Да не нервничай ты, док. Я вовсе не прошу тебя ставить диагноз. Всего лишь хочу понять, действительно ли со мной что-то не так.

— Я ничего не могу вам обещать, понимаете?

— Меня это вполне устраивает. Я не ожидаю никаких обещаний.

Клемент отворачивается к окну. Мое любопытство основательно распалено, и я не прочь продолжить расспросы, однако прекрасно понимаю, что настойчивость ничего не даст. Когда будет готов, сам расскажет.

Мы наконец вырываемся из пробки и приближаемся к магистрали.

— Док, включи-ка радио.

Я нажимаю кнопку, и динамики разражаются агрессивным речитативом какого-то рэпера. Должен признать, музыкальные предпочтения Лии разительно отличаются от моих.

— Что, блин, это за тарабарщина? — недовольно бурчит Клемент.

— Полагаю, вы не из поклонников рэп-музыки?

— Да где тут музыка-то?

— Согласен…

Переключаюсь на другую станцию.

— «Роллинг Стоунз»! — одобряет великан. — Совсем другое дело!

Когда зеленые дорожные знаки сменяются магистральными синими, я поворачиваюсь к пассажиру с очередным вопросом. Однако глаза у него закрыты, голова склонена набок, похоже, до конца поездки я больше ничего не услышу.

Делать нечего, сосредотачиваюсь на полосе серого асфальта, убегающей к такому же унылому небу. Дорога для меня совершенно привычная: сколько раз я ездил по ней к родителям! И путешествие это я неизменно совершаю с улыбкой, которая становится все шире по мере удаления от Лондона. На этот раз, однако, меня не отпускает тягостное беспокойство, обычно возникающее на обратном пути.

Километры остаются за спиной, а пытаюсь не думать о цели поездки. Вот только похрапывание на сиденье рядом игнорировать не так легко. В конце концов мое терпение кончается, и, съехав с магистрали в пятнадцати километрах от пункта нашего назначения, я решаюсь разбудить великана.

— Клемент. Клемент.

Ответа нет.

— Клемент!

— Что? — бурчит он, не открывая глаз.

— Мы почти в Оксфорде.

Он испускает протяжный вздох и какое-то время таращится на пробегающие мимо поля.

— Ненавижу глухомань.

— Ненавидите простор, свежий воздух и деревья?

— Да здесь же ни хрена нет. Кружку пива или пачку сигарет и то не купить. Людей тоже нет.

— Отсутствие толп, по-моему, самое лучшее. Это мой дом.

— Где приходится жениться на своих кузинах, да?

— Во-первых, это устарелый стереотип, а во-вторых — крайне оскорбительно.

— Твоя-то жена из Лондона, верно? — пропускает он мимо ушей мою отповедь.

— Да, и скажу сразу: мы не родственники.

— Это и так понятно. Она слишком хороша собой, чтобы приходиться тебе родственницей.

— Даже не знаю, воспринимать это как комплимент или оскорбление.

— Воспринимай как хочешь, — пожимает плечами Клемент. — Мне похер.

— Вы всегда так прямолинейно выражаете свое мнение?

— Говорю что думаю, док. Задай вопрос и получишь честный ответ, понравится он тебе или нет.

Пожалуй, чрезмерная откровенность все же лучше лицемерия и наглого вранья. Манера Клемента выражаться, впрочем, оставляет желать лучшего.

По радио звучит песня, которая великану явственно по душе, и он делает погромче. Я снова сосредотачиваюсь на дороге, а поля и луга за окном сменяются полугородской архитектурой Оксфорда. Примерно в километре от центра города я ненадолго останавливаюсь, чтобы свериться с навигатором. Оказывается, до конца путешествия всего семь минут, так что на обстоятельное обсуждение плана действий рассчитывать не приходится.

— Так что будем делать на месте? — ставлю я вопрос ребром.

— Мы едем туда, где учится наш паренек, так ведь?

— Да, в химическую лабораторию на Мансфилд-роуд.

— Ну тогда все просто, док. Иди в приемную и скажи, что хочешь поговорить с ним.

— С кем, с Камероном Гейлом? Но мы же знаем, что его там нет.

— Да ни хрена мы не знаем.

— Допустим. А если нам скажут, что его нет? Что дальше?

— Пошевели хоть немного мозгами, — раздраженно качает великан головой. — Ведь это твой пациент? Вот и скажешь, мол, волнуешься за него и просто желаешь убедиться, что он не откинулся где-нибудь под забором.

Вообще говоря, не так уж далеко от истины. Я действительно крайне беспокоюсь за Камерона Гейла, хотя и по собственным эгоистичным причинам.

— Хм, верно. И на какой ответ стоит рассчитывать?

— Вот уж не знаю. Но не помешает выяснить, как зовут его цыпу. И еще про корешей его разнюхать, которые могут быть в курсе, куда он запропал.

— Все понял. Если я позабуду