Книга Черные ножи – 2 - Игорь Александрович Шенгальц

— взять под белы руки и разговорить обычного красноармейца — применяя любые методы ведения допроса, который сочтет нужным следствие, а другое — схватить такую матерую всесоюзную звезду, как я. Тут, если сделаешь что не так, своя же голова полетит с плеч. Капитан это прекрасно сознавал.

— Что вообще произошло? — Настя сменила тон с требовательного на удивленный. — Моему пациенту пока не рекомендовано двигаться, он тяжело ранен, ему необходим покой!

Полевой, наконец, взял себя в руки и заговорил строго и важно:

— Произошло убийство. Гражданин Буров — главный подозреваемый!

— Что вы говорите? — заволновалась Анастасия. — Убийство? Какой ужас! А кого убили? И с чего вы решили, что не ходячий больной способен на подобное?

— Убит майор медицинской службы Скрипин… — начал было капитан, но его из-за спины Насти перебил Хрипунов.

— Как это не ходячий? Очень даже ходячий! Я сам его вчера видел!

Я не ошибся, это Хрипунов настучал на меня капитану. Вот только он не учел, что я не обычный смертный, а на особых ролях. Так что теперь на этом моменте можно было сыграть и в обратную сторону.

— Скрипин, — не поняла Настя, — вы сказали, убит Скрипин?

— С утра тело обнаружили прямо в морге. Военврача убили ударом ножа в сердце.

Настю передернуло от ужаса. Я ее прекрасно понял. Она — хоть и стойкая, но смерть есть смерть. Особенно неожиданная и знакомого человека. Это всегда сшибает с ног. Начинаешь думать всякое, размышлять о тщетности бытия.

Но сейчас меня волновали другие вещи. Про смерть подумаем, когда она подойдет и постучит по плечу, мол, пора…

— А мне недавно рассказали, что вы в моих вещах копались, — невзначай бросил я Хрипунову, и, кажется, попал в цель. — Зачем?

Странно, кстати, что он взял нож, а не «ТТ». Вот тут бы я точно не отвертелся. Впрочем, еще докажи, что стреляли бы из моего пистолета, а нож — вот он, торчит в сердце, а на рукояти мои инициалы.

Хрипунов побледнел и отступил на шаг назад. Если сейчас побежит — точно виноват! Тогда ату его! Хватай!

Полевой насторожился, словно взяв след, и всем телом повернулся к Хрипунову.

Но сержант не побежал. Сдержался. Однако я видел, что это стоило ему огромного усилия воли.

— Что ты несешь, щенок? — он попытался пойти в атаку. — Чтобы я копался в твоем барахле? Не было такого!

— Я видел! — вступился за меня Гоша. — Он шарил! Но взял ли что, не заметил!

Хрипунов бросил на него ненавидящий взгляд и коротко ответил, тут же переменив собственную позицию:

— Ничего не брал! Просто проявил бдительность и проверил…

На что он вообще надеялся? Зайти в палату, где лежит около сорока человек, обыскать сидор и думать, что никто этого не заметит? Хотя, в принципе, под шумок провернуть это было возможно. Например, при раздаче питания. Вот только Гоша обратил внимание на его действия и рассказал мне. А значит, есть что предъявить!

В голове мелькнула мысль: вдруг сержант подбросил туда нечто такое, от чего мне будет уже не отвертеться. Но тогда он бы акцентировал на этом внимание и, наверняка, потребовал бы провести обыск моего сидора? Но Хрипунов молчал, даже не глядя на вещмешок, который я все еще держал в руках.

— Скрипин, — повторила, как завороженная Настя, — Семен Ефимович… как же так… ведь только вчера вечером мы с ним говорили… с ним все было в полном порядке…

Полевой, все это время задумчиво вертевший мой именной «ТТ» в руках, бросил быстрый взгляд на Настю.

— И о чем же вы с ним говорили, позвольте узнать?

— Он жаловался на то, что медикаментов не хватает… образовался жуткий дефицит. У меня сложилось впечатление, что он подозревает хищения, но не может этого доказать!..

Я прекрасно сознавал, что в условиях нехватки медикаментов под учетом была каждая таблетка. Медицинские службы фронтов обязаны были обеспечить бесперебойную доставку всего необходимого. ГВСУ* даже ввело полевые армейские склады и их подвижные отделения, лишь бы не отстать от продвижения наших войск. Но и в тылу с лекарствами были сложности.

*ГВСУ — главное военное санитарное управление.

И если военврач Скрипин вскрыл факт хищений… это гораздо больший повод избавиться от него, чем банальная ревность.

Те обитатели палаты, кто мог слышать и видеть, взирали на все происходящее, как на спектакль, поставленный всемирно известной труппой. Развлечений в лазарете не имелось, многие вовсе не могли подняться с постели, и развернувшееся перед ними зрелище стало хитом сезона. Но на последнюю фразу Насти начали бурно реагировать.

— Мне обещали укол, чтобы боль окаянную убрать, но так и не сделали! — сообщил усатый мужик, у которого отсутствовала левая нога почти по колено.

— И мне обещали! А потом говорят: терпи, на всех не хватает!

— Лекарство хотели подвезти, но потом, вроде, машина сломалась…

Дело начало принимать совсем иной оборот.

Капитан Полевой послушал-послушал, а потом резко скомандовал, указав на Хрипунова:

— Этого арестовать!

Красноармейцы тут же скрутили сержанта, тот и пикнуть не успел. Ему завернули руки за спину, обыскали, но ничего особого не нашли, только изъяли табельное оружие.

Полевому передали документы сержанта, он их внимательно изучил, даже посмотрел на просвет, и удивленно сообщил:

— А ведь это фальшивка!

Хрипунов зарычал, пытаясь вырваться, но совладать с охраной не сумел, а потом и вовсе получил несколько крепких ударов по голове и корпусу, и обмяк в руках бойцов.

Капитан быстро собрался с мыслями и скомандовал:

— И этого взять! — кивнул он в мою сторону. — Будем разбираться!

Сопротивляться и я не думал. Даже если бы я раскидал всех этих бойцов, включая Полевого — что дальше? Бежать сломя голову невесть куда? Я ни в чем не виноват! И собирался доказать собственную невиновность!

Настя, к счастью, отошла в сторону и не препятствовала моему аресту. Всегда нужно четко понимать границы допустимого. Капитан Полевой был на редкость адекватным человеком, но лезть ему под руку при исполнении прямых обязанностей не стоило.

— Осторожнее с раненым! — лишь попросила она, и это пожелание учли.

Меня не били, не волокли по полу, не закручивали руки, лишь аккуратно отвели в полуземлянку, служившую местным казематом. Там и оставили на время в полном одиночестве. Хрипунова утащили куда-то в другое место.

Камера — или как можно назвать практически