Книга Омытые кровью - Сергей Иванович Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И порядок полный.
– И город остановится. Помнишь наш разговор по поборам в милиции?
– Помню, – угрюмо произнес я, зная, куда клонит собеседник. – Программный такой разговор.
– Во-во. Тут такая же картина. Самый главный дефицит – квалифицированные кадры. Предлагаешь тормознуть индустриализацию из-за того, что главный инженер шахт свой домик списанными кирпичами подправил?
– Ну…
– А Доронин – главный хозяйственник города и по совместительству главный Казанова с тремя любовницами. Кем его заменишь? А Ладыгин. Ты потребкооперацией или торговлей заведовать будешь?
– Так и будут воровать и гулять в дыму? Они всю нашу великую идею замылят!
– Эх, Сашок, насколько же ты зелен еще в нашем деле. Это компромат. Мы держим всех за горло. Мы можем сковырнуть любого. Выгнать, посадить. Завербовать. Чужие пороки – это наша среда существования, как для селедки океан.
– Они так все растащат по своим норам.
– А вот тут наша задача – в границах народ держать. Вон Зильберман и Турусов границы потеряли. И теперь баланду хлебают. А остальные… Вот такая скотина человек. Не может не разлагаться морально. Смирись, и сразу легче станет.
Все это мне не нравилось. Но я понимал, что спорить тут мне не по чину. Начальник – матерый, опытный и несгибаемый чекист, видевший в жизни такое, что я себе даже вообразить не могу. Приходится ему верить на слово.
– И вот что я тебе еще скажу, Саша. Вор – он вечен. Но на обуздании воровских аппетитов мы собаку съели. Есть нечто куда более худшее.
– Что? – полюбопытствовал я.
– Рантье.
– Насколько я помню, это те, кто живет на процент от капитала. Они-то у нас откуда? – изумился я.
– Рантье – это те, кто в свое время приобрел большие заслуги перед партией и народом. И теперь живут на проценты с этих заслуг, – пояснил начальник, и в глазах плеснулась злая тьма. – Обленились. Приобрели барские замашки. Народ для них хуже крепостных у помещиков. Про них пишут книжки и очерки. Они выступают перед пионерами. А на самом деле они перерожденцы. И все их устремления – власть и материальные блага.
Тут уж я даже не нашелся, что сказать.
– Молчишь? Боишься? – улыбнулся Раскатов. – И правильно боишься. Потому как рантье есть и в партии. И в нашей организации. Они готовы утянуть нас обратно в болото, из которого вытащили страну настоящие большевики. Они консолидируются. Они жестоки и хитры.
– И что? – От того, каким тоном это говорил Раскатов, меня мороз по коже пробрал.
– А ничего. Я же сказал – ленивы. И хватку былую утеряли. Будет момент истины. Или они нас. Или мы их. И это уже идет.
– А если они нас?
– Этому не бывать. Потому что за нами титан Сталин. А за ними – барин Бухарин, иудушка Троцкий, пигмей и трепач Зиновьев. За нами дело. За ними интриги. Интриги хороши для решения локальных проблем. Но у нас не царское время. Сметем мы их, Сашок. Рано или поздно. К чему тебе это говорю? Да потому что парень ты преданный общему делу, правильный. Но ни черта не понимаешь. Сопливый ты. А ведь должен начать разбираться во всем. И в свое время правильно понять, чью сторону избрать.
Я кивнул. Мол, принял во внимание.
– Пойми, Сашок, мы чекисты. Нас сам Дзержинский в бой кидал, человек, фанатично преданный рабочему делу. Чекист – это звучит гордо. И надежда всей страны – именно на нас.
Вообще, такие разговоры могли закончиться плохо. Так что высказывать я свое мнение не стал. Да и начальнику захотелось сменить тему. И он осведомился деловито:
– С твоими расхитителями. Так они и не колются на организацию убийства инженера Синицына?
– Не колются. И все больше у меня сомнений по этому поводу. Может, не там ищем.
– А где предлагаешь искать?
– Да есть идея. Но пока слишком сырая.
– Ну, так поджарь ее! Ты же чекист. Ищи…
Глава 28
Все же работа в ОГПУ веселая. На ней не соскучишься. Постоянно у нас, как у артистов, то концерты, то драмы с комедиями, то народные гуляния. Только я собрался погрузиться в свои дела, как приказ – на выезд!
– Что случилось? – спросил я Первака, лично зашедшего в кабинет собирать опергруппу.
– Село Нижние Промыслы. Бунт крестьянский. Бессмысленный и беспощадный, – холодно улыбнулся он.
Нижние Промыслы. Что-то я совсем не удивлен. От этого села одна головная боль. Город рядом с его различными влияниями, в том числе пагубными. И народ в селе беспокойный. И кулацкое, и нэпманское влияние сильно. И вообще это пороховая бочка, которая время от времени дымит и все хочет взорваться.
– Бунт. Это дело житейское, – сказал я, поднимаясь из-за стола и засовывая за пояс револьвер.
В груди забарабанило. Что такое массовые выступления, я не раз испытал на своей шкуре. Год стажировки в «летучем отряде» должен идти за десять по выслуге лет.
«Летучий отряд» – так называли самых доверенных шпиков главы царского политического сыска Зубатова, которые мотались по всей России, давя революционные настроения и устраивая кровавые провокации. Нет давно ни Зубатова, ни охранки, ни Российской империи. А вот название живет, и переняли его те, с кем тогдашние «летуны» так яростно боролись.
Целый год по приказу начальника ОГПУ с этим отрядом я мчался туда, где вспыхивали бунты против советской власти. Мы усмиряли, уговаривали, давили. Такое продолжение Гражданской войны. Очень тяжёлая работа – воевать против одурманенного народа. Но без этого государство не удержать. Без этого анархия поглотит страну, и вернутся хозяева и хозяйчики, чтобы мстить и владеть всем.
При воспоминаниях об этом почему-то прежде всего в ушах стоит какофония. Стук колес поезда, рев самолетных двигателей. Гул толпы и вопли провокаторов. Щелчки одиночных выстрелов и барабанная дробь «максима».
В Якутии с боем мы входили в Западно-Кангаласский улус, занятый вооруженными мятежниками Ксенофонтова. Бунтовщики, не отказываясь от идей социализма, ставили своей целью отделение этих снежных краев от Советской России. Сдюжили мы с ними, хоть и с трудом. Лидера арестовали вместе с приближенными, а потом и шлепнули. Повстанцев рассеяли, однако шум там стоит до сих пор.
Дагестанские аулы, где процветало байство, кровная месть. Казахские волнения. Томская область. Да мало ли где мы бились с мятежниками. А я ведь хорошо помнил еще Тамбовское восстание 1921 года. Эмигрантская пресса очень любит писать о зверствах большевиков, давивших тогда справного русского мужика. А я сам видел истерзанные тела коммунистов, милиционеров. Озверевшие антоновцы вырезали им на груди и спине звёзды, отрезали уши, вспарывали животы. Раскаляли докрасна проволоку и протягивали её
