Книга Наследница - Натали де Рамон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой, я только сейчас поняла, это же коты!
– Да-а… Мои ма-а-альчики…
Два совершенно одинаковых кота чудесного палевого цвета подняли головы, сладко зевнули. Один встал на лапки, потянулся, выгнувшись арочкой. Второй только зевнул еще раз.
– Располагайтесь, миледи. Советую занять кресло, потому что на диване вашему черному костюму грозит их шерсть.
– Какие красивые! – Я села в кресло, а первый кот уже спрыгнул на пол и, потянув задние лапы, неторопливо семенил к хозяину. – Просто чудо.
Глиссе довольно улыбнулся и сказал, нагибаясь к коту:
– Ну иди, иди к папочке, Сиано. Уже соскучился?
– Яауу! – мелодично ответил тот и взлетел ему на плечо.
– Они же совсем одинаковые. Как вы их не путаете?
– Что вы! Они такие разные. – Глиссе уселся в другое кресло и гладил кота, урчавшего громко, с переливами. – Пион, – он показал на своего второго «мальчика», который умывался на диване, абсолютно не замечая никого, – и темнее, и массивнее. И очень ценит свою независимость. Вы же видите. А Сиано – мягкая игрушка. Ему ничего не надо, только бы весь день ездить на папочке. Да, мой мальчик? Ну хватит, хватит. Пион тоже, наверное, хочет поздороваться. – Он мягко снял кота с себя, опустил на пол, и вдруг оказалось, что Пион сидит у его кресла, причем сидит с таким видом, как если бы сидел тут дня три. – Привет, мой хороший! – Глиссе протянул руку, чтобы его погладить, но кот, даже не удостоив его вниманием, поднялся, подошел ко мне и стал сосредоточенно обнюхивать мои брюки.
Сиано недолго понаблюдал за его действиями, мяукнул и приземлился на мои колени, а Пион молниеносно оказался на спинке моего кресла и, поводя носиком, тянулся к моему лицу.
– Вот так, миледи. – Глиссе вздохнул с деланой обидой. – Даже звери поняли, кому тут надо срочно выражать верноподданнические чувства. Ладно. – Он встал с кресла. – Пойду сделаю вам капучино. Нужно же хоть чем-то превосходить их.
– Но вы ведь сами хотели, чтобы они мне понравились, – возразила я с улыбкой, гладя сразу замурчавшего Сиаоно, а Пион тем временем расположился наполовину на спинке кресла, наполовину на моем плече.
– Они вам, а не вы им и не до такой степени! – Глиссе с прищуром повел бровями. – Миледи, вы ведь первая женщина, которая не стала их тискать и хватать.
– Конечно, котов нельзя хватать. Они очень обижаются, особенно если это делает женщина.
– Все-то вы знаете! – Он нагнулся и погладил Сиано на моих коленях. – И ты, Брут! Так-то ты любишь своего папочку.
– Глиссе, знаете, мне кажется, вы были бы очень добрым, хорошим отцом.
– Ха! – Он отступил на шаг. – Вы так думаете?
– Да. Коты, конечно, очень славные, но, по-моему, вам просто нужна настоящая семья. Особенно – парочка ваших маленьких копий, которые не мяукали бы, а по-французски называли бы вас «папочкой».
Он повел глазами, бровями, приосанился.
– Я подумаю об этом, пока буду готовить кофе. Надеюсь, мои мальчики не дадут вам скучать?
– А потом вы поиграете мне на гитаре?
– О! Непременно. Сочту за честь усладить ваш слух.
Он скрылся за стеллажом. Коты навострили уши, шумно попрыгали на пол и с поднятыми хвостами, обгоняя друг друга, понеслись за ним. Я стала стряхивать с черного костюма светлые волоски – свидетельства звериной симпатии.
– А, жрать так сразу к папочке, – долетел голос Глиссе.
– Вам помочь? – громко предложила я.
– Отдыхайте! Спасибо! – отозвался он и выглянул из-за стеллажа. – Или вас интересует кухонный интерьер?
– Там так же стильно, как и здесь? – Я осталась в кресле. – Наверное, вам помогал Жишонга?
– Ни в коем случае! Он ко мне даже не заходит. У него аллергия на котов. Да и за услуги он попросил бы столько!.. О, минуточку. – Глиссе опять исчез за стеллажом.
– Тогда мои комплименты. Я не ожидала, что у вас так. Но неужели Жишонга не мог помочь просто по-дружески?
– За «спасибо» он не поможет даже Жан-Пьеру, уж на что они близкие друзья. – Глиссе появился с подносом, на котором стояли две чашки, конфетница и тарелочка с круассанами. Он был уже без сюртука, в белоснежной рубашке и расстегнутом бархатном жилете. Ворот рубашки тоже был расстегнут. – Извините, что я снял пиджак. А то он весь в Сиано.
– Без него вы выглядите даже гораздо романтичнее для игры на гитаре. Кстати, это был сюртук. Не стесняйтесь, я знаю названия мужской одежды. Ставьте поднос сюда, – я показала на стеклянный столик, – и скорее несите гитару.
Он поместил его на столик, подкатил столик ко мне. Прищурился и промурчал:
– Подозреваю, что миледи сама владеет гитарой.
– Нет. Тогда я уж догадалась бы насчет ваших ногтей.
– Просто изумительный кофе! Я ведь выпила и вашу чашку. А как вы играете на гитаре! Чудо! Знаете, я как-то и не задумывалась, что на гитаре можно сыграть «Лунную сонату».
– Все, что угодно. Гитара – великий инструмент.
– Просто потрясающе! Как вы это делаете? Столько звуков! Как будто целый оркестр!
– О, я польщен… Миледи, вы… А можно, я вам спою?
– Вы еще и поете?
– Ну довольно дилетантски… Но вы все-таки позволите?
– Конечно. Пожалуйста!
– Это очень старинная песня. Музыка… такая, – он заиграл, совсем чуть-чуть касаясь струн своими длинными ногтями, – как будто лютневая. Будут очень наивные слова, но она все-таки дошла до нас из времен провансальских менестрелей… – И тут где-то зазвонил телефон. – Простите. – Глиссе нехотя отложил гитару, встал, подскочил к стеллажу, отодвинул стекло и, извлекая телефон, виновато пожаловался: – Ничего нельзя оставлять снаружи, мальчики все сносят на пол. – Снял трубку. – Да-да, здесь. – И протянул ее мне. – Это вас. Сале.
– Слушаю. – Я поднесла трубку к уху.
– Мадемуазель де Ласмар… то есть доктор Брэбьи! Простите. Так неудобно. Но дело в том…
– Что еще случилось, Сале?
– О… Ну вы же знаете про мои мигрени… А я вчера опять не успел за рецептом… И, видите ли, от этого происшествия…
– Сале, аспирин? Пойдите и возьмите. Вы знаете где.
– Но, доктор Брэбьи! Дело в том, что я уже пошел. Я уже в «Виктории», но вас тут нет… Мне так неудобно… но я подумал, что, если мсье Глиссе увел вас… то по внутренней связи…
– Сале, вы правильно догадались. И смело берите аспирин. Могли бы даже не разыскивать меня из-за таких пустяков.
– О, доктор Брэбьи! Я вам так благода…
– А что с леди Бруксвилл, Сале? Чем все кончилось?
– О, они ее связали и увезли… Видите ли…