Книга Никого не жаль - Марина Крамер

писем один.

Разумеется, никакого письма Тимофею с текстом романа в отправленных письмах не обнаружилось, для верности я проверила и корзину, потому что не имела привычки ее очищать, но и там ничего не было.

Единственное письмо, отправленное мной Тимофею, а не Захару, содержало в себе правку к роману «Запах грязных денег», и это никак не могло быть «Охотой на лебедей». Чертовщина какая-то…

Но раз роман вышел, стало быть, все последующие события так или иначе связаны с его выходом. Кому-то он попал в руки… кому-то, кто был в курсе событий в моем родном городе три года назад. И этот человек все понял и начал действовать. И ничего хорошего из его действий для нас всех не последует.

Три человека мертвы… Кто следующий?

Нет, я не могу сидеть здесь, в Черногории, и ждать, пока кто-то сообщит мне… Так, об этом думать нельзя. Надо действовать.

Я три года не была в России. Год жила в Юрмале, потом переехала в Черногорию и ни разу за это время даже мысленно не вернулась домой.

Как ни удивительно, мне не снились ночами березки и вся та сентиментальная чушь, что называется ностальгией. Мне снилось другое… могила на кладбище в Сибири, куда мне даже поехать нельзя. Мой любимый человек. Мой Алексей. Во сне я всегда видела его только живым, таким, каким запомнила, каким хотела бы видеть еще много лет. Не сложилось.

Смахнув непрошеные слезы, я вышла из самолета в телетрап и двинулась в толпе прилетевших в здание аэропорта. До рейса на Урал оставалось еще три часа, смысла выходить на улицу не было, разве что покурить. Ничего, Москву вспомню, когда буду возвращаться.

На паспортном контроле меня долго не задержали – гражданка Черногории Юлиана Загурская ни у кого особенного интереса не вызывала, но это и к лучшему. Я все еще не могла привыкнуть к новому изображению в зеркале и к новому фото в паспорте, но пограничники меня прежнюю, конечно, не знали.

Чтобы скоротать время до вылета, я прогулялась по терминалу, в котором не была три года.

Здесь все сильно изменилось, как будто я попала в другой аэропорт. Появились новые магазинчики, новые кафе, рестораны. Есть я не хотела, потому пошла в книжный, где обнаружила целую полку со своими романами. А вот и злосчастная «Охота на лебедей», надо же…

Моя рука непроизвольно потянулась к полке и вынула книгу. Это так странно – держать в руках то, что сама когда-то написала. На задней обложке была фотография.

Я долго ее рассматривала, испытывая чувство вины перед женщиной, которую даже не знала. Она погибла по нелепой случайности, объяснить которую я не могу до сих пор.

Получается, что это я убила ее, хоть и не хотела этого.

Интересно, какая она была, чем интересовалась, о чем мечтала? Каково ей было жить не своей жизнью, выдавать себя за ту, кем не являлась? Что она чувствовала, выдавая заученный текст о работе над очередной книгой?

Сейчас идея, автором которой был Захар, уже не казалась мне такой удачной, но кто мог знать, что все повернется таким образом? И теперь мне нужно защитить Захара и Настю, только я пока не придумала как.

Книгу я все-таки купила – просто на память, у меня не было ни единого экземпляра, так пусть хоть что-то.

Этот роман стал поистине судьбоносным, и не в самом хорошем смысле этого слова.

В пункт назначения я прилетела около девяти вечера, взяла такси и поехала к Лавровым. Они меня, конечно, не ждут, но так будет лучше.

Я смотрела из окна машины и не узнавала город, в котором бывала очень часто. Сейчас бы по старой привычке завернуть в кафе, заказать сто граммов коньяка и какую-нибудь ветчину, посидеть, расслабиться, и чтобы Настя сидела напротив с чашкой чая…

Мы очень плохо расстались с ней три года назад, холодно, как чужие. Но я не была виновата в том, что ее бурный роман оказался всего лишь прикрытием для человека, охотившегося за мной.

Я могла, конечно, позволить ей тешить себя иллюзиями о том, что Глеб просто исчез, но не хотела, чтобы она из-за этого подонка разрушила свой брак с Захаром. А Настя… она обвинила меня в том, что я разрушила ее жизнь из зависти, лишила надежды на будущее с человеком, которого она полюбила, из нежелания потерять возможного кавалера… Господи, какой же бред!

Если бы Глеб был единственным мужчиной в моей жизни, я ни за что бы не согласилась иметь с ним что-то общее, потому что он был одним из тех, из-за кого погиб мой Алексей.

Я не стала объяснять это Насте, понимая, что только лишний раз задену ее и так раненую гордость.

Три года молчания. Три года тишины между людьми, которые прежде были очень близки.

Как она отреагирует на мое появление сейчас? Как бы я отреагировала? Не угадаешь.

Вот и знакомая дверь, знакомый коврик у порога – ничего не изменилось. Моя рука пару раз тянулась к звонку, но повисала, так и не нажав на кнопку.

Наконец я сумела овладеть собой и решительно ткнула пальцем в красную пуговку. Через минуту раздались шаги, и голос Насти спросил:

– Захар, ты снова без ключей?

Замок щелкнул, дверь открылась, и на пороге возникла Настя в пестрой сине-голубой пижаме.

При виде меня рот ее чуть приоткрылся, на лице появилось растерянное выражение, и вдруг она разрыдалась, закрывшись ладонями.

– Войти-то можно? – спросила я снова осипшим голосом – наверное, никогда теперь не избавлюсь от этой ужасной патологии.

Она молча втащила меня в квартиру вместе с чемоданом, захлопнула дверь и, обхватив меня обеими руками, продолжила рыдать, заливая слезами мою макушку, в которую упиралась подбородком.

– Ну, что ты ревешь? – Я попыталась высвободиться из ее объятий, но Настя не выпускала, словно боялась, что я исчезну, если она вдруг ослабит хватку. – Лаврова, мне дышать нечем… духи у тебя кошмарные…

– Дура, это «Диор»… – вытирая слезы одной рукой, а другой продолжая держать меня, пробормотала Настя.

– Терпеть не могу их духи.

– Это на самом деле ты, – как-то удовлетворенно произнесла она, как будто до этого у нее были сомнения. – Только тебе может прийти в голову с порога обхамить мои духи, ты всегда так делала.

И мы рассмеялись, снова обнявшись.

У меня было ощущение, словно с плеч упал тяжелый рюкзак и теперь я могу свободно дышать и двигаться.

– Но как ты… почему? – проглатывая часть слов, как делала всегда,