Книга Тайна старого городища - Константин Мстиславович Гурьев

после того, как они заняли места в ресторане, в номер одной из гостиниц Города вошел модно одетый, уверенный в себе человек лет тридцати пяти и, обращаясь к другому, тому, что, видимо, остановился в этом номере, сказал:

— Ты знаешь, кого я сейчас встретил выходящим от скорняка?

— Ходжу Насреддина, — хмуро пошутил его собеседник, к которому обращались «Сава».

Вошедшему обидеться бы, а он и не подумал. Наоборот, развеселился пуще прежнего и сообщил:

— Полкана!

Сава посмотрел внимательно:

— Ты, Хомяк, знай, чем шутить.

— А я не шучу, — плюхнулся в кресло тот, кого назвали Хомяком. — Полкан и есть Полкан. Я его ни с кем не спутаю.

— Значит, говоришь, от скорняка выходил?

— Ага.

— По какому делу был — не знаешь?

— Не стал я так светиться, а за Полканом людей отправил.

— За Полканом? — удивился Сава.

Потом, поразмыслив, спросил:

— Кого?

— Толика и Немого, — ответил Хомяк и, ощутив что-то неодобрительное в вопросе Савы, спросил: — Может, отставить?

Сава снисходительно ухмыльнулся:

— Не надо отставлять. От них Полкан и сам уйдет.

* * *

Внимательный сразу догадался, что под фамилией Скорняков скрываюсь я, и это — правда.

Не стану обижаться на тех, кто обвинит меня в примитивизме, в нежелании хоть чуть-чуть поинтриговать.

Как и было сказано, все, что мне известно, я узнавал позднее, чем завершилась вся эта история, и это имело свои преимущества, но и свои недостатки.

Беседуя с теми, кто принимал участие в этих событиях или узнавал о них позднее, я мог сопоставлять разные повествования и видеть много больше, чем в момент события знали все его участники, вместе взятые, однако в тот момент, когда эти события происходили, я был по большей части в полном неведении.

Смерть Ивана меня, конечно, не просто огорчила, а растерзала. Мы с ним действительно нашли друг друга в том возрасте, когда друзья уже не появляются на свет, а чаще уходят. Причем уходят те немногие, кто оставался с нами долгие годы, терпя наше своеобразие. Ну, и, конечно, те, кого терпели мы. Все в этой жизни взаимосвязано.

Иван поражал меня отсутствием претенциозности. Он совершенно спокойно относился к тому, что его чего-то лишали или, напротив, не наделяли. При этом он переносил несправедливости не стоически, скрестив руки на груди, прикрыв глаза и скорбно улыбаясь, а так, будто все было совершенно закономерно и где-то в светлом будущем он получит некую компенсацию за то, чего его сейчас лишили.

Иногда я думаю, что, не вмешайся я в первый день нашего знакомства, он так и не рассказал бы миру о своих открытиях.

Впрочем, скажу еще раз: Иван о таком не спросил бы никогда. Потому хотя бы, что он о таком и не думал!

Иван же, и тысячи ему подобных, мозги свои тратил не до, а после. Он не мог начать «думать» раньше того, как мог понять проблему и осознать, что решение возможно. Он не стал бы тратить время попусту.

А «чертово городище» он искал всерьез. Конечно, я не сказал всей правды этой паре — Ирме и ее спутнику. Поймите меня правильно: я не знал, можно ли им доверять, а если можно, то в какой степени. Ну, и, кроме того, это были вовсе не мои секреты. Точнее, не только мои.

Правда, довольно скоро я свое суждение изменил, потому что увидел в действиях Алексея Воронова желание оградить от бед Ирму, но было бы наивно и неосторожно сразу после этого же кричать: друзья мои, я ошибался в вас, а теперь я вам верю. К тому же поведение Ирмы меня смущало, потому что иногда было заметно ее нежелание рассказывать своему спутнику что-то важное.

Вы, конечно, можете возразить, сказав, что убийство — само по себе явное и несомненное злодейство, которое нельзя оставлять нераскрытым, и я должен был выложить все, что знаю. Но, согласитесь, что ни Воронов, ни тем более Ирма не были следователями.

В общем, дальнейшее развитие повествования расскажет о том, что мне пришлось изменить не только свое мнение, но и свою роль в этих событиях.

Часть вторая

11

Мало кто из людей, носящих погоны, хотя бы время от времени не называл своего командира в звании полковника «полканом». Традиция у нас такая.

Но Алексея Воронова стали называть так недели через полторы-две после того, как он, молоденький лейтенант, пришел на работу в уголовный розыск.

Звали не потому, что верили в его звезду и блестящую карьеру. Звали так, сравнивая со злым псом, который никому не дает покоя и всех тащит за собой ловить,