Книга Древо Иуды - Арчибальд Кронин

— Поразительная рыбешка, — рассказывал он. — Поднимается на поверхность и плывет к тебе на зов.

— Полно, полно, Берт… — ласково протестуя, заулыбалась миссис Холбрук.

— Я серьезно, ма. Кроме шуток. Они будут есть с руки, если захочешь их покормить.

— Надо же! А что эта рыба любит больше всего?

— Жареную картошку, — тоскливо ответила Дорис и тут же зашлась смехом.

После сиесты, когда солнце начало клониться к горизонту, они отправились в путь, заезжая на многолюдные базары, где священные коровы, украшенные гирляндами бархатцев, бродили среди рядов, протискиваясь сквозь толпы и объедая фрукты на прилавках. Слух поражали странные звуки, пронзительные и далекие: перекрывая резкую какофонию местных языков, откуда-то доносился звон храмового колокола, удар гонга или внезапный вопль, еще долго звеневший в ушах. Воздух был напоен запахом пряностей, кружащим голову и провокационным, застревающим в ноздрях и возбуждающим все чувства. Мори казалось, будто его вознесли на небо и погрузили в нирвану. От него ничего не осталось, он перестал быть собой, превратившись в совершенно другого человека на пороге нового захватывающего приключения.

Прибыв в храм, они сняли обувь и вошли в пропитанную ладаном полутьму, где великий Будда как всегда улыбался своей вечной бесстрастной, ироничной улыбкой. Они побродили по садам придворного ювелира среди растений, высаженных ажурным узором, позвали и покормили огромных послушных карпов. Мори все больше пьянел от восторга. Дорис в новом розовом платье и маленькой соломенной шляпке с двойными ленточками, которые спускались с полей в виде двух изящных маленьких ушек, тоже, казалось, впитала в себя блеск этого дня. Сидя рядом с ней по дороге домой, он повернулся в благодарном порыве.

— Это было так чудесно, Дорри… увидеть столько, да еще с вами…

Она давно уловила в нем перемену, и хотя после обеда вела себя как хозяйка положения, стоило ему приблизиться, она сразу отходила в сторону. Сейчас же она нехотя кивнула, словно наконец была готова смягчиться.

— Итак, вы решили, что со мной все-таки лучше.

— Никакого сравнения, — с жаром пробормотал он и добавил безутешно: — Только вы так холодны… Видимо, я ничего для вас не значу.

— Разве?

Взгляд ее будто помутнел, а потом, незаметно для других, она внезапно схватила его руку и впилась острыми зубками в указательный палец, больно прокусив кожу.

— Вот теперь вы знаете, насколько я холодна, — сказала она и, увидев, что он инстинктивно затряс рукой, начала хихикать. — Поделом, это вам за то, что оскорбляли меня последние две недели.

На следующий день Берт отвез их на бега. Билеты у него были и в загон, и в особую клубную ложу, а еще он знал верную ставку в главном заезде. Ничто не могло дать осечки, ничто, ничто. Лошадь Пальма Первенства, на которую поставил Мори по его совету, выиграла с легкостью, обойдя всех на три корпуса. Вот это жизнь! И Дорис держалась с ним милее, гораздо милее. Видимо, наказав его должным образом за прошлые прегрешения, она все-таки решила их забыть.

В последующие дни они посетили знаменитый зоологический сад, съездили в Хаору и наблюдали с почтительного расстояния, как на берегу Хугли развели погребальный костер, пили чай в королевском гольф-клубе «Калькутта» и совершили экскурсию по реке до Сутанати. Деньги открывали любую дверь. Берт на отдыхе тратил их направо и налево, раздавая щедрые чаевые, — на глазах у Мори из неистощимого бумажника Берта появлялись сотенные купюры и ловко переходили в подставленные ладони. Как чудесно не скупиться и не скопидомничать, не считать каждый медный грош в нищете, сопровождавшей все его дни, а вместо этого иметь деньги, настоящие деньги, которых хватало с лихвой на все радости жизни!

Время летело быстро в сплошной череде восхитительных событий, сменявших одно другое. Мори просто позволил себе плыть по течению, подавляя любое мысленное предостережение, не думая ни о прошлом, ни о будущем, живя только настоящим. Но день отплытия «Пиндари» приближался. Когда стало известно, что корабль выйдет в море в следующий вторник, волнение в крови Мори достигло пика. Все, чего он жаждал всю жизнь, было здесь — только руку протянуть. Холбрук, учтивый и обходительный, больше не заговаривал о своем предложении — оно было сделано и оставалось в силе, солидное предложение состоятельного человека ожидало ответа. Миссис Холбрук все чаще и чаще намекала на свое сильное желание и надежду, что он скажет «да». Берт, однако, ничуть не сомневался в исходе. В пятницу, вернувшись из Бенгальского клуба, где у него было гостевое членство, он нашел Мори в холле отеля и придвинул к нему стул.

— А у меня, Дэйв, для тебя хорошая новость. — После знакомства они почти сразу перешли на «ты». — Я тут пытался найти кого-то, кто подменил бы тебя на обратном пути. Так вот, сейчас в клубе я случайно столкнулся с одним доктором, который собирается в отпуск домой. Его зовут Коллинз. Он с радостью ухватился за возможность бесплатного проезда, к тому же с жалованьем. Он наш человек.

Мори подскочил на стуле, словно ужаленный. Неожиданное заявление Берта, высказанное с такой уверенностью, точно дело решенное, довело ситуацию до кризиса. Внезапно на него нахлынула слабость, и, поддаваясь ей, он почувствовал, что должен в конце концов сбросить с себя груз. Да и с кем еще посоветоваться, как не со свойским парнем вроде Берта, которому можно все открыть и объяснить любое затруднение?

— Послушай, Берт, — начал он, запинаясь. — Сам знаешь, я очень хотел бы… принять предложение твоего отца… и особенно поработать с тобой. Но… не знаю, имею ли я право…

— А почему нет, скажи на милость? Даже если не принимать в расчет Дорри, нам нужен медик в бизнесе. Ты нам нравишься. Мы тебе тоже. Не хочу это подчеркивать, старина, но для тебя это верный шанс. Помнишь, как писал наш дорогой старик Трясокопьев[37]— «В делах людей прилив есть и отлив…»?[38]

— Но, Берт… — возразил Мори смиренно и умолк. Нет, нужно признаться, хотя каждое слово приходилось вытягивать клещами. — Есть одна… девушка… она ждет меня дома.

Берт долго смотрел на него, а потом расхохотался.

— Я когда-нибудь сдохну от тебя, Дэйв. Да меня по всей Европе ждут девушки, а очень скоро к ним присоединится в Калькутте и моя маленькая евразийская шалость.

— Ты не понимаешь. Я обещал… на ней жениться.

Берт снова расхохотался, на этот раз коротко, даже с сочувствием и пониманием, а потом покачал головой.

— Ты все-таки очень молод, Дэйв, у тебя еще молоко на губах не обсохло — отчасти поэтому, наверное, мы все так к тебе и прониклись. Если бы ты знал девушек так, как я… Думаешь, они чахнут от тоски и умирают, когда ты с ними прощаешься? Да черта лысого — извини мой хиндустани. Готов побиться об заклад на пять фунтов, твоя маленькая подружка переживет свое разочарование и позабудет тебя через полгода. Что касается твоих чувств, которым, как мне кажется, не хватает перца, то вспомни, что говорил Платон или какой-то другой древнеримский чудак: «В темноте все женщины одинаковы». Нет, серьезно, я говорил об этом с ма и стариком. Мы все думаем, ты как раз то, что нужно Дорри. С тобой она остепенится. Немного балласта ей не помешает, а то ее заносит то вправо, то влево… — Он запнулся. — С нервами что-то не так. А она придаст тебе немного лоску, что, по моему скромному мнению, пойдет тебе только на пользу. Заметь, у нее и раньше были парни, она не ангел, но именно сейчас она втрескалась по уши и чертовски серьезно настроена тебя заполучить. Давай говорить прямо, старик, ты настолько подружился с нашей семьей, что будет преступлением, если ты дашь задний ход. Так почему бы тебе не сказать последнее слово, чтобы мы ударили в свадебные колокола? А теперь мы с тобой закажем по глоточку и выпьем за будущее. Мальчик, мальчик! — откинувшись на спинку стула, позвал он официанта-индуса.