Книга Булгаков на пороге вечности. Мистико-эзотерическое расследование загадочной гибели Михаила Булгакова - Геннадий Александрович Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом мы переехали на Лубянку. Наш дом стоял напротив Политехнического музея. Мы со сверстниками лазили где попало. По крышам добирались с ребятами аж до Кремля. Охранники, конечно же, гонялись за нами, но только пугали, а так щадили нашу мальчишескую страсть к приключениям. По каким только чердакам и подвалам нас не носила нелегкая! И чего только мы не находили в кромешной темноте каменных казематов!..Еще мальчиком, гораздо раньше своих сверстников, я заинтересовался оружием. Помнится, я отыскал наган с пятью неизрасходованными патронами. Отмочил оружие в керосине, протер, и потом мы брали его с собой, когда собирались в стайку и шли на улицы Москвы. Сколько было гордости, храбрости и подросткового понта – словами не пересказать. Но взрослые обнаружили этот пистолет. Мать отнесла его в милицию. Наше мальчишеское горе было неизбывно. С тех пор я остался фанатом оружия. Через мои руки прошли трофейные финские ножи, морские кортики, сухопутные кинжалы и даже кривая персидская сабля – ятаган… Любовь к холодному и огнестрельному оружию, моя страсть к охоте – все это, конечно же, сдружило меня со многими коллекционерами.
Поскольку моя любовь к оружию проявилась уже в юности, старшему брату, наверняка, не стоило большого труда уговорить меня поступить в училище пограничников. Хотя военные порядки противоречили моим свойствам характера, я считал их необходимыми для службы будущего пограничника. Я надеялся по окончании учебы буду проходить службу где-нибудь на отдаленном участке границы в горах.
Свой путь я выбрал довольно рано. Я абсолютно точно знал, кем хочу быть, и был твердо уверен, что своего добьюсь. Оказалось, однако, что не так всё просто. Конечно же, я был мальчишкой, который жил в выдуманном мире, где царили всесильные герои, сражающиеся за свободу, воюющие против диктаторов, попирающих волю народа.
В моем воображении вставали чередой благороднейшие из людей – герои Великой Отечественной войны, космонавты, спортсмены, и среди них, посередине, я видел себя, одетого в форму офицера славной армии СССР.
Естественно, мы живые люди, и у меня был период, когда я был стопроцентно убежден в якобы существующих опасностях для подлунного мира, исходящих от сионизма и масонства. После падения СССР и вынужденного «самостроительства» я перечитал много литературы, находившейся под запретом, набрался уму-разуму и стал в своем роде просвещенным патриотом. А впоследствии, во время наших экспресс-встреч в Берлине с одним из моих знакомых – американцем Джонни (с ним я познакомился случайно в небольшом ресторане в Европейском центре в Берлине), который входил в одну из масонских лож, я получил возможность продолжительно общаться с ним, задавая прямые вопросы и получая такие же искренние ответы. Не обнаружив ничего криминального, я стал спокойнее относиться к «вольным каменщикам», к их огульному охаиванию или категоричному неприятию.
Как сотрудник отдела, отвечавшего в советской службе за Германию, я время от времени попадал в поле зрения знаменитого экс-руководителя Штази Маркуса Вольфа в Москве или Берлине. Хотя у нас было мало общих дел, но, в отличие от других коллег его ранга, я ему приглянулся чисто по-человечески. При полном соблюдении формы, к которой нас с ним обязывало положение, я непринужденно излучал дружественность и симпатии к генералу самой мощной разведки мира – «Штази».
Мне было тогда немного за сорок. Шёл 1993 год, несколько лет назад рухнула Берлинская стена, Германия стала единой. Мы встретились с Маркусом Вольфом на его загородной даче, он сразу же узнал меня, как будто и не было перерыва в наших отношениях. У меня были слегка вьющиеся волосы шатена, украшенные седой прядью, а фигура была неизменной – я был среднего роста, что не выдавало под одеждой моих накаченных мускулов.
У меня было новое задание. Поскольку Маркусом Вольфом заинтересовалось ЦРУ на предмет переезда в США, а в новой объединённой Германии готовился процесс века против экс-руководителя Штази, то я, согласно моему меморандуму, должен был находиться в орбите семьи Вольфов.
Скажу без ложной скромности: мне всегда удавалось создать уютную форму общения для собеседника, главными составляющими которой были, непринужденность и корректность, в результате чего возникало обоюдное доверие. В случае с Вольфом мне не нужно было начинать с официального представления, да у меня и не было для этого времени. В ту памятную встречу я так и поступил с моим уважаемым Маркусом Вольфом, когда отрабатывал с ним будущий материал для российского радио. Первая часть касалась его контактов с советскими партнерами, которые прекратились со времени моего ухода со службы. Об оценке ситуации развала ГДР, трещавшей по всем швам, и беспомощности ее руководства. Записанные на диктофон вопросы и ответы для радио-интервью не заняли много времени. У меня был хорошо отработан каждый прием. Свою сноровку я демонстрировал и дальше, когда вскоре после этого приехал к Вольфу на его лесной участок под Берлином. Месяцы спустя я оказался для жены Андреа надежным и предусмотрительным помощником, когда нужно было готовиться к ожидавшимся обыскам их Берлинского и загородного домов. Не тратя лишних слов, я действовал очень осмотрительно и профессионально. Андреа до сих пор благодарна мне за то, что во время отсутствия Маркуса она, как его жена, не испытывала чувства не защищенности.
По приезде в Берлин, я рассказал Маркусу об американце, с которым, считал, ему обязательно нужно встретиться.
– У вас не должно быть никаких сомнений, так как он человек честный и заслуживающий доверия.
Так состоялась первая встреча Маркуса Вольфа с Джимом и его супругой Ингой в моей квартире на Унтер-дер-Линден. Когда гости прибыли к нам, их ожидал богатый стол с различными русскими закусками. Моя «сестра» Валентина приготовила все с большим вкусом. Знакомство прошло обычно, без сложностей. Джим вызывал симпатию. Он был высок, в легкой, свободной одежде, видный мужчина со слегка редеющими темными волосами. На фотографиях прежних времен, которые мы увидели позже, в форме он выглядел, как голливудский киногерой. Он был точно таким же типичным американцем, каким без сомнения русским парнем выглядел я. Жена Джима, Инге, напротив, была блондинкой и немного похожа на Андреа, уже ее первая фраза приветствия выдала уроженку Берлина.
Разговор начался без излишних ничего не значащих слов. Джим довольно хорошо говорил по-немецки, не заботясь, однако, о грамматических тонкостях. Он пристально следил за тогдашней
