Книга Непал без вранья - Анастачия Мартынова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На полпути встречается касса. Хочешь увидеть мировое достояние — покупай билет. Цена, правда, символическая: 50 рупий — и в кармане документальное свидетельство твоей целеустремленности.
***
Чтобы ослабить боль в легких, я поднимаюсь, стараясь дышать как можно спокойнее. Дышать спокойно, когда тяжело, когда страдаешь или даже радуешься, — что-то подобное я прочла накануне в книге о йоге и медитации. Что, в общем, пытаюсь практиковать каждый день: не раздражаться от навязчивости окружающих, смотреть на проблемы в перспективе и сверху. Лучшей, чем трек, возможности проверить, чего же ты стоишь и над чем тебе надо работать, назвать непросто. Вспоминаю о том, как мы привыкли себя жалеть, окружая поблажками и снисхождением: работать, например, учиться или даже жить так, словно это наша обязанность. А того, кто от нас этого требует, мы стараемся обмануть, избегая усилий. Хотим всего и сразу, пока не встречаем возможность достигнуть задуманного в слове «работа». Тогда наш энтузиазм и вдохновение гаснут. А так ведь и с характером. Когда же я вдруг решила, спрашиваю себя, что тяжело — это обязательно плохо? Хотелось бы верить в силу собственной выдержки, но откуда же ей взяться, если возможности развивать ее мне раньше не представлялось?
***
Когда мы добредаем до вершины, уже светает[62]. Здесь еще холоднее, однако многие, разгоряченные подъемом, остаются в футболках. Те же, кто пробыл тут больше времени, успевают переодеться в куртки, шарфы и шапки и теперь потягивают кофе из термоса или даже глинтвейн. Так что понять, какая температура, здесь сложно. Природа тоже лукавит. Несмотря на мороз, вокруг все остается зеленым. А спустя, должно быть, минут десять перед нами — рукой подать — вырастают снежные восьмитысячники, рельефные, словно изрезанные смелым стеком Творца или времени. Они окружают меня, и их немое одобрение растворяет все и всех: длинноволосого японца, одетого в перуанское пончо, его коротко стриженную спутницу с татуировкой гор на руке. Раздетых хиппи, укутанных дредами, группу пожилых французов, китайских студентов, пытающихся поймать на ладонь Аннапурну миллионы кадров подряд. Язабываю об Элли, не помню Яну, и даже Ася для меня исчезает. Остаюсь лишь я и Аннапурна I — свидетель моего отчаяния, Аннапурна Южная — компаньон преодоления и Дхаулагири — символ победы. Они всегда были тут, и единственное, что было нужно, это только поднять свою голову.
9.4. Оставшийся путь
За какую-то неделю ты успеваешь побывать во всех сезонах года: из дождливой весны Сагарматхи попадаешь в лето Покхары, осеннюю серость Тадопани, в зиму заключительного подъема на Рооп Hill, затем снова в сонную весну Толки. И наконец, петляя между тропических посевов, спускаешься в лето Педи, откуда уже автобусом добираешься до Покхары.
Каждый день ты спишь на новом месте. Каждый день встречаешь новых людей, ешь новую еду и наслаждаешься совершенным непостоянством своей жизни. Но тем очаровательней и роднее становятся повторяющееся моменты. Например, встречи с одними и теми же людьми на разных отрезках маршрута. В Горепани мы с Асей знакомимся с двумя итальянскими студентами и до самого Ландрука соревнуемся с ними в скорости. Порой они нас обгоняют, но мы наверстываем упущенное, стоит им лишь отвлечься на обед. А каждый раз, опережая их на несколько часов, мы оставляем на камнях поддразнивающие послания, вроде Why so slowly, semi doctors?[63] — итальянцы учатся на последних курсах мединститута. Из таких же ребят и Чиаш, моя волшебная палочка. Каждый раз, когда мне нужна помощь, этот бразилец появляется и выручает меня — например, когда в пути я сворачиваю не туда. «Одиночки должны помогать друг другу», — говорит Чиаго, отслеживая мои промахи и указывая верную тропинку.
Ведь теперь, от самого Горепани, я часто ухожу раньше всех и иду впереди. Одиночество меня больше не пугает, и я им даже наслаждаюсь, ведь восхождение — это особый род медитации.
***
— Почему вы отправились в горы? — спрашивает Яна как-то раз за ужином. — Что для вас значит трек? Челлендж?
— Даже не говори мне о челлендже! — восклицает Элли. — Терпеть этого не могу.
— А в чем дело? — удивляется Ася.
— Тэта, мне кажется, что челлендж — это всегда от эгоизма. Ведь что, по сути, дает тебе вызов? Он лишь умножает твои амбиции: я сумел, я добился, посмотрите, какой я классный. А вы что думаете?
— Ну, я слишком ленива, чтобы утруждать себя всякими челленджами, — отвечает Ася. — Но если появляется шанс вроде этого, почему бы не попробовать?
— Ну да, такой челлендж я понимаю, — кивает Элли. — Когда жизнь подбрасывает тебе возможность и остается только решать — ловить ее или нет. Я называю это естественным испытанием. Но есть такие вещи, которые человек себе придумывает самостоятельно, а потом пытается преодолеть. «Если я не пробегу этот марафон, моя жизнь ничто», — сказал мне один знакомый. Ну не бред ли? Сама я буду заниматься чем-то лишь до тех пор, пока наслаждаюсь этим. Думаете, почему, имея три образования[64], я работаю официанткой? Лишь потому, что люблю это, мне приносит огромное удовольствие работать с людьми, и плевала я на статус. Да и трек то же самое. Если бы я поняла, что меня это напрягает, сразу бы развернулась в Покхару. Я не из гордых и ничего доказывать не собираюсь. А в трек отправилась лишь затем, чтобы узнать, нравится мне это или нет. Получается, узнать себя получше.
— Да, и я тоже, — киваю. — Много раз прежде слышала, что путешествия — а особенно трек — это отличный способ изучить себя самого. Но я и представить не могла, как именно это работает. Ведь поначалу трек был для меня лишь новым опытом и возможностью определить свои границы. Но чем выше я забираюсь, тем яснее понимаю, что никаких границ нет. Ты словно выходишь на новый уровень и осознаешь вдруг, что все, что знал о себе прежде, осталось там, внизу. Вместе со всеми привязанностями, задачами, обидами… Сегодня, например, мне вдруг захотелось пообщаться с людьми, с которыми когда-то поссорилась и несколько лет не связывалась. Здесь ты словно перерождаешься, словно с потом
