Книга Угасший огонь - Жозе Линс ду Регу

как Зека вышел из двери, огляделся и вернулся в дом. Где-то около дома старого Лусиндо завывали собаки. Старая Синья боялась теперь собственного дома. Она чувствовала себя несчастной, слабой, беззащитной. Ей стало стыдно своего страха. И, пересилив себя, она вошла в дом. То был ее дом, который она так любила. Ей почему-то снова вспомнились ее молодые годы, как в тот раз, когда сеу Маноэл рассказывал ей про болтовню Флорипеса. Она была уже старой женщиной, а вела себя, как глупая девчонка. Дочь храпела в глубоком сне. Зека окликнул ее:

— Синья!

— Иду.

Она испытывала ужас, какого никогда раньше не знала. Но, сделав над собой усилие, переступила порог дома.

— Что тебе?

И тут старая Синья впервые в жизни увидела, как рыдает ее муж. Он плакал, как обиженный ребенок. Эти слезы разрывали ей сердце. Она стояла на пороге и смотрела на него. Он ни слова не мог выговорить. Но глаза выражали глубокое страдание. Наконец он выдавил:

— Синья, Марта помешалась.

Она не могла подойти к мужу. Ей претил запах кожи. Эта вонь с первых дней их брака наполняла весь дом. К горлу подступила тошнота. У Синьи было такое чувство, будто рядом разлагается труп. Тошнота душила ее. Рыдания Зеки, его страшное лицо, слезы — все это было связано в ее сознании с этим убийственным запахом. Синья убежала на кухню. Петухи запели на насесте, хотя до рассвета еще было далеко. Она почувствовала резкую боль в желудке, от тошноты появилась горечь во рту. Ей почудилось, что откуда-то издалека, точно с того света, до нее донеслись слова молитвы, которую поют в церкви:

Будь, о Пречистая,

Благословенна!

Славься, зачатья

Миг сокровенный!

VIII

Марта по-прежнему была в тяжелом состоянии. О ее болезни говорили вполголоса, как о чем-то секретном, нехорошем. И мимо дома мастера, который сам только недавно оправился от болезни, люди проходили с опаской. Слепой Торкуато научил мастера приготовлять слабительное из картофеля, и к нему понемногу возвращались силы. Однажды утром он проснулся с намерением поработать и немного пройтись. Лазурно-голубое небо, зеленый лес и пение птиц показались шорнику какими-то особенно яркими и звонкими. Жизнь едва теплилась в его ослабевшем теле. После той ночи, когда он избил Марту, он совсем слег. Но лекарство слепца оказалось чудодейственным. После второго приема настоя он почувствовал себя гораздо лучше. Раньше во рту была горечь, язык казался распухшим и все тело ныло. Он с трудом поднимал опухшие веки, глядел перед собой помутневшим взором. Сильный жар и лихорадочный озноб не оставляли его целый день. Но после того как он начал принимать слабительное, все прошло. В это утро мастер Жозе Амаро, лежа в гамаке, смотрел в открытое окно и видел окружающий мир таким далеким, таким чужим. Какие-то смутные воспоминания приходили ему в голову, но она была еще слаба. Он только смотрел и всем своим существом ощущал свежесть этого утра, свежесть ветерка, который шевелил листья питомбейры. Жозе Амаро слышал голос жены на кухне, слышал голос Марты, говорившей без умолку, но все это было где-то там, за горизонтом, на далеком от него расстоянии, которое он не в состоянии преодолеть. Ярко-желтая канарейка, как всегда, распевала на карнизе. Пение, которое он с таким удовольствием всегда слушал, постепенно возвращало его к жизни. Он знал, что уже не умрет. Попробовал встать. У него закружилась голова и помутилось в глазах. Но тут же он решил во что бы то ни стало побороть в себе эту слабость и поднялся. Амаро заставил себя пройти по комнате, подойти к окну. Ветер донес запах спелых плодов кажу, рассыпанных по земле. Благоухали кусты жасмина. С жадностью, неведомой ему прежде, он впитывал в себя этот аромат, точно сладкий напиток. Отросшая борода, огромные космы волос, спадавшие на уши, делали мастера похожим на дикого зверя или на какое-то чудовище. Он этого не знал. Он смотрел на все вокруг изголодавшимися глазами. И вдруг, как будто из-под земли, перед ним вырос его друг Алипио, он показался ему привидением, призраком.

— Добрый день, мастер Жозе.

— Это вы, Алипио? — отозвался тот холодно, почти безразлично.

— Негр Пассариньо сказал мне, что вы больны, но я вижу, вы уже на ногах.

Мастер с трудом заставлял себя говорить.

— Да, верно, я тут немного болел. Проклятая хворь! К счастью, слепец Торкуато научил меня делать слабительное. И я, как видите, сегодня встал.

— Я был в сертане, мастер Жозе. Отвозил кашасу полковнику Фелисиано из Анжико — товар, доставленный контрабандой из Пернамбуко. Мы сдали партию в Фагундесе.

— А что капитан?

— Сейчас он далеко отсюда. В последний раз я видел его там, наверху, на плоскогорье. Капитан доволен вами. Его ребятам понравились сандалии. Я ему сказал все, что думаю об этом Лаурентино, что якшается с лейтенантом Маурисио. Капитан ответил, что у него припасена «бычья лиана» — он ее растреплет на спине этого негодяя.

Ветер развевал волосы мастера. Из-за длинной бороды и блуждающего взгляда он походил на одного из тех блаженных, что бродят по сертану.

— У этого лейтенанта нюх как у лисицы. Но капитан Силвино с ним разделается. Говорят, правительство обещало заплатить семьдесят конто[27] тому, кто схватит капитана.

Отчаянно закричала и захохотала Марта.

— Она заболела, мастер Жозе?

Шорник молча кивнул головой.

— Нет ничего хуже этой болезни. Помню, мой дядя — у него была тоже эта хворь, — как только наступало полнолуние, кричал, будто его режут.

По грустному лицу мастера Алипио заметил, что тому неприятен этот разговор, и сразу же переменил тему:

— Я собираюсь вступить в отряд капитана. Быть шпионом — не по мне. Правда, боюсь, мать не переживет этого. Она догадывается, что я задумал, и ей просто страшно. А когда мать так убивается, трудно решиться. Но я все же уйду к капитану. Контрабанда кашасой мне не по душе. Работать на хозяина энженьо Анжико не очень-то приятно. Я хочу иметь дело с оружием. Вот это действительно мужское занятие!

Мастер дал Алипио выговориться, но мысли его были заняты другим. Когда тот кончил, мастер сказал:

— Вы все рассуждаете, а такое дело лучше решать сразу. Кончится тем, что Лаурентино донесет на нас, и все. Вы отсюда уйдете, а я ведь останусь. У меня жена-старуха и больная дочь. Пусть этот подлец лучше ко мне не суется.

Мимо проходил возчик Мигел из Санта-Розы. Он зашел к мастеру осведомиться о его здоровье.

— Я