Книга Клятва - Павел Калашников

паренек, что стоял позади своего царька и внимательно рассматривал кавказца. В один момент он быстро подбежал к бандиту.

— Козырь, — сказал он, — это… Это Егерь, лучше пусти его.

— Как будто мне это о чем-то говорит! Ты, сопляк, будешь мне указывать что с ним делать?!

— Тебе шкура дорога? Да если кто-то из сталкеров узнает, что мы его грохнули, здесь же все с землёй сравняют! — нервно продолжал парень, дергая Козыря за плечо. — Его здесь все знают, сталкеры, торговцы… Это он же периметр прорвал, связь здесь помог наладить, мутантов в округе перебил — мама родная… Я слышал как он голыми руками Йети завалил, оторвал ему башку и приволок сюда… Бога ради, пусти его!

— Да ты что! Точно ведь он! О, да мы сорвали куш, ребят, местная легенда! Сам Сибирский мясник!

Бандит разинул рот от радости. Совсем фальшивой и наигранной. Перевозчик буквально почувствовал как тело его собеседника трясёт. Сбитое, рваное дыхание и дрожащий в моментах голос выдавал паршивую актерскую игру Козыря.

— Ну, последний шанс!

— Рискни.

Козырь вытер, мокрый от пота лоб, и было поднял револьвер, как вдруг осек сам себя. Вторую попытку пресек уже паренек из заднего ряда.

— Нет, нет! Даже не думай! Нас всех здесь не просто пристрелят, а изобьют, прижгут морды, потом порубят на куски и скормят волкам, — испуганно верещал бандит. — Думаешь отмотал три срока, так теперь хозяин этого мира?

— Да ты совсем охерел, ще…

— Он прав, — поддержал неприметный парень из толпы, — пусти его!

Козырь удивленно повел глазами, наблюдая как один бандит за другим тихонько опускает оружие.

— Трусы и предатели! — выругался главарь, топнув ногой об отсыревшую землю, — Охренели совсем?!

Два бугая, что сверлили прицелами Егеря не первую минуту сложили оружие последними.

И хоть Козырь вскипел от злости так, что на лице проступили огромные, пульсирующие вены, а лицо стало цветом помидора, он так и не поднял пистолет. После тяжелой паузы, пахан, наконец, замахал руками, поглядывая в пустые окна двухэтажки. Почти сразу разъехались машины, открывая путь вперед.

— Правильное решение, — обратился горец к долговязому пареньку, что стоял в ступоре. — Бывайте.

Егерь опустил пистолет только когда оказался позади толпых ошарашенных бандитов.

2

— Это… Правда? — спросил Даня, уставившись на Егеря.

Горец кивнул.

— Многое. Но это дела минувших дней, тебе это ни к чему. Главное, что эти засранцы оставили нас в покое.

— Ну, нет же…

— Я сказал, что тебе это знать ни к чему, — отрезал кавказец, — значит ни к чему. Лучше ты ответь мне…

Даня, прижав губы, тяжело выдохнул. По телу пробежал рой мурашек.

— Почему хотел уйти?

— Что?

— Почему, когда какой-то ублюдок приказал тебе выйти, ты почти сделал это? — укоризненно спросил Егерь, поглядывая на пацана. — Эта выходка едва не стоила тебе жизни.

— Я… Я… Прости, Е…

— Почему? — снова оборвал кавказец.

У юноши не нашлось правильных слов. Не нашлось слов и сил, чтобы признаться в правде. В том, что он испугался. Испугался мёртвую деревню, сквозящую смертью, испугался шайки бандитов, готовых пустить любого под нож, испугался этого нового, страшного и неродного мира, что припас за каждым углом сотню-другую ловушек… Но больше всего он испугался самого Егеря. Поэтому почти открыл дверь, почти сбежал, чтобы не чувствовать этого леденящего душу холода.

Кавказец ждал ответа. Напряжение нарастало с каждой секундой молчания и каждый это чувствовал.

— Я… Я испугался… — наконец выдавил из себя парень, опуская взгляд в пол, — Прости…

После этого он замолчал. Взгляд постепенно опустел, погас и устремился в пол грузовика.

— Запомни одну простую вещь, Дань. В этом мире нет слов «прости», «извини». Здесь нет морали, нет высоких принципов, нет ничего человеческого. Извинения не вернут пули, воткнутого в спину ножа. Если ты хочешь выжить, то нужно бороться, а не извиняться. Каждый день, каждый час, каждое сраное мгновение ты должен бороться. Сдохнуть за пределами тёплого пункта — плевое дело, ты сам видел. Ты можешь стать беспринципной мразью, как те бандиты, можешь стать кровожадным монстром, убивающим всех без разбору, можешь стать наёмником, ценящим лишь звон монет. Но независимо от этого, ты всегда должен бороться. Я могу научить тебя метко стрелять, умело бить ножом, ломать врагам кости, но я не могу научить тебя быть храбрым и мужественным. Это под силу только тебе…

Ты не сможешь извиниться перед твоими мертвыми товарищами, перед Артёмом. Но ты можешь идти вперед и жить, просто потому что они заплатили смертью за твою жизнь. И если хочешь бояться и вечно просить прощения, то у меня для тебя плохие новости — долго ты здесь не протянешь.

Парень, взглянул на Егеря. В его туманные глаза, хранящие множество страшных тайн. И кивнул. Тихо и совсем слабо, едва заметно.

— Вот и ладно, — сказал Егерь, дернув коробку передач. — Осталось немного.

Они прошмыгнули через деревню, после повернули направо, выйдя на старую федеральную трассу. Несколько часов езды по монотонной дороге, среди разбитых машин привели их к пункту назначения — Городу сталкеров.

Глава XV

Обрывки прошлого

1

Стол был усеян разными яствами: большие и горячие, манящие своим прелестным ароматом говяжьи котлеты с гарниром из грубо нарезанной жареной картошки, нажористые и аппетитные охотничьи колбаски, несколько банок маринованных огурцов с помидорами, небрежно порубленные ломти чёрного душистого хлеба — все это радовало глаза и только разыгрывало бурю в желудке. Даня дико хотел есть. Таких угощений в девятом было не найти. Дай бог, если местным доставался какой-нибудь хиленький кабанчик, едва не сдохший от хвори, а иначе приходилось давиться уже приевшимися говяжьими, конскими и свиными консервами, от которых, честно сказать, уже тянуло блевать. Парень всю свою жизнь ел как по списку одно и тоже, а здесь его встретила целая армия разных редких вкусностей. Едва еда появилась на столе, он накинулся на неё, даже не подумав о манерах.

Егерь сочувственно улыбаясь, смотрел на то, как юнец жадно проглатывает один, а затем и второй кусок говяжьей котлеты, быстро заедает это гарниром из картошки и несколькими солеными, крючковатыми огурцами. Душистый хлеб только раззадорил аппетит.

Сам же кавказец предпочел несколько жареных кусков свинины, но не притрагивался к ним до того момента, пока пузатый, улыбчивый бармен по прозвищу Живик, чисто грузинской внешности, не притащил пару здоровенных глиняных кружек пенящегося ячменного пива.

— О, я смотрю твой сынуля уже почивает! — во весь рот улыбнулся бармен. — Ты, мой дорогой Давид, тоже не стесняйся, кушай, пей!

— Да чтоб тебя, Живик, — едва улыбнувшись ответил Егерь, — не сын он мне,