Книга Записки «важняка» - Сергей Михайлович Громов

дела не оставил и следа. Я прав?

— Как прикажешь тебя понять? Кого это не устраивает?

— Лично я имею в виду одно. Не слишком ли быстро сделан такой вывод? Что, если этот Глебов все же перекинулся к немцам, да просчитался и они ему не поверили? Сам же и попал в ловушку.

— Значит, ты допускаешь и другое: что Королькова убил Глебов? — удивился я.

— Считаю, что и это не исключено, — убежденно заявил Безруков.

— Какие же убедительные доводы ты способен привести?

— В отличие от тебя, исхожу из сохранившейся общей ситуации, — туманно пробурчал Безруков.

— Чушь собачья! Если бы Глебов добровольно перешел к немцам, да еще с оружием в руках, они отнеслись бы к нему не враждебно. Всякому это совершенно ясно.

— Если вы, товарищ уполномоченный, хотите знать, то и все мы полностью это разделяем, — вставил Свиридов и добавил: — Незачем людям приписывать грехи, которых в природе не было. Мы ведь и так в этом уже достаточно преуспели.

— Вы это о чем заспорили? — вступил в разговор Папиташвили.

Ответа не последовало. Тогда Папиташвили, обращаясь ко мне, поинтересовался:

— Товарищ военный следователь, какие ваши дальнейшие планы? Я больше вам не понадоблюсь?

— Разве только для того, чтобы побыстрее меня отсюда выпроводить!

— Сделаем! — с готовностью произнес Папиташвили. — Вы только забыли об одном. Уже настало утро и всем нам не мешает сначала позавтракать.

Пришлось подчиниться. Тем более что насчет общего завтрака уже соответствующие распоряжения были даны.

Солдаты, не мешкая, расставили на столе тарелки, ножи и вилки. Потом притащили в блиндаж пузатый бачок с дымящимся отварным картофелем и мясом, а затем, с не меньшим проворством, разлили по кружкам сладкий чай из трофейного термоса. И все дружно подсели к столу.

Когда все насытились, Кононов, обращаясь ко мне и к Безрукову, проговорил:

— Скажу честно. Я раньше никогда не жаждал встречи с вашим братом. Да и что тут скрывать, это всегда связано с неприятностью: предугадать, с какого бока тебя ударят, — невозможно. Только теперь вижу, что ошибался. Потому во всеуслышание хочу выразить нашу общую благодарность присутствующему здесь капитану юстиции, военному следователю, за проявленные им объективность и настойчивость.

Сказав это, Кононов через стол крепко пожал мою руку. За ним, с видимым удовольствием, сделали то же самое Свиридов и Папиташвили. Свиридов добавил, обращаясь ко мне:

— Удивительное дело! Вы смогли зародить в нас такие сомнения, какие нам самостоятельно в голову и не приходили.

Все разошлись так же быстро, как и собрались. Кононов и Свиридов отправились по ротам. Куда-то исчез и Безруков, а Папиташвили вывел меня по внутренним ходам к дороге, что вела в Серебрянку, с которой по подсказке Фролова, не дойдя до ее конца, мы тогда свернули на заминированное поле.

В том месте, куда Папиташвили меня привел, уже поджидал мотоциклист с коляской, специально посланный за мной из штаба полка. Он мигом меня усадил в коляску, и мы укатили, обменявшись с Папиташвили прощальным взглядом.

Нечего и говорить, что знакомая мне дорога от батальона к штабу полка на этот раз промелькнула быстро. А в самом этом штабе первым, кого я увидел, был полковник Шахназаров. Безо всяких предисловий, он с улыбкой спросил:

— Надеюсь, что ты результатами своей поездки не огорчен?

— С чего мне было бы огорчаться?

— Да хотя бы с того, что все вышло далеко не так, как это нам представилось!

— Я только этому рад.

— Правду говоришь?

— Ну за кого вы меня считаете? — слегка обиженным тоном произнес я. Ведь за каждого разоблаченного дезертира или изменника никто гонорара мне платить не станет. Потрудился без всякой выгоды и по-настоящему доволен, что все получилось иначе, чем это казалось.

— Не серчай! — дружески потрепал меня по плечу Шахназаров. — К сожалению, мне уже приходилось сталкиваться с другим подходом к такого рода ЧП. Есть и такие, кому всего проще кого-то обвинить во всех смертных грехах и кого-то построже наказать.

Этот разговор у нас состоялся в большой штабной комнате, где, кроме нас, присутствовал полковник Зыков. Обращаясь ко мне, он одобрительно произнес:

— Здорово у вас все получилось. Да и языка притащили ценного: хорошо обо всем осведомлен, разговорчив, не врет. Мы его уже направили в дивизию. Там ждут с нетерпением.

— То заслуга не моя, а комвзвода лейтенанта Петрова и его людей! — посчитал необходимым подчеркнуть я. — К слову, за немца и вызволенного из беды нашего солдата Глебова, по моему мнению, всех их надо представить к награде.

— На этот счет не беспокойтесь! Все, что надо, сделаем. Ну а с Глебовым поговорить успели?

— К сожалению, не успел! Он был плох и бредил.

— Когда его сюда доставили, я тоже попытался что-либо выяснить. Да только и у меня ничего не получилось.

Тогда же решили, что и дальше, в дивизию, меня доставит тот же мотоциклист. Я только позвонил в прокуратуру и предупредил о своем приезде.

В это время в штабе полка объявился капитан Алексеев. Завидев меня, он несколько торжественно произнес:

— Привет герою нашего времени! Поздравляю с умопомрачительным успехом.

— Не дури, — оборвал его я.

Но Алексеев в том же нарочито торжественном тоне продолжил:

— Просто уму непостижимо, сколько всего разного ты успел за эти несколько дней натворить! Мы теперь все у тебя в долгу, как в шелку! Так и знай.

— Что ты, право, мелешь? — оборвал его я.

— Моими устами глаголет истина, — не унимался Алексеев. Но потом, уже посерьезнев и понизив голос, спросил: — Признайся, тебе отправиться на ту сторону было страшно?

— Я на это напросился сам.

— А вот что до меня, признаюсь тебе откровенно, я, положа руку на сердце, ни за что бы так не усердствовал и собственной жизнью не рисковал. Пропади эти двое, что исчезли, пропадом!

— Мое усердие здесь ни при чем, — возразил я. — Мне ничего другого не оставалось. Посуди сам. Ведь от прежнего обвинения, выдвинутого против наших солдат, ничего не осталось. Зато совершенно неожиданно возникла версия, что Королькова убил Глебов и с оружием его и своим перекинулся к немцам. Убийство однополчанина, да еще при наличии отягчающих обстоятельств — это не шутка. Надо было это чем-то подтвердить либо опровергнуть. Из всего этого и нашелся только единственный выход…

Алексеев не мог успокоиться:

— Так ведь все могло закончиться весьма и весьма плачевно?

— Ты прав, — подтвердил я. — Да только всегда надо не забывать одного: на войне может быть всякое.

Высказавшись так, я поймал себя на том, что повторил сказанное полковником Шахназаровым слово в слово.

Еще я добавил:

— Хочешь верь, хочешь не верь! Я по-настоящему