Книга Рота - Олег Артюхов

цель. На поле вспыхнул ещё один костёр. Снова пушка. Мимо. А обе зенитки начали долбить почти без перерыва. Ещё один горит. Ещё.

И тут в неверном свете я заметил два силуэта «троек», пытающихся понизу, по краю низины подобраться к нашему орудию. Они, виляя вежду воронок, ползли ко мне боком! Я натурально возмутился таким пренебрежением. Быстро поправив прицел, я хриплым от волнения голосом крикнул Ваньке:

— Снаряд!

Первый же выстрел оказался на редкость удачным. Да, и стыдно промахнуться в борт со ста метров. Немец моментально разгорелся. Второй танк начал поворачивать башню, но получив порцию карбида вольфрама в основание, заткнулся и замер. Со второго снаряда и он задымил.

А тем временем пушка Строгова и зенитки продолжали лупить по танкам без остановки. И атака опять захлебнулась. Оставив в поле безжизненные и горящих собратья, танки задом отползли за поворот шоссе.

В горячке боя я не заметил, что на левом фланге стрельба тоже стихла. В той стороне на востоке начал медленно розоветь горизонт. Начинался новый день войны. Четыре часа утра. Суток ещё нет, как я здесь, а, кажется, прожита целая жизнь. Я отчаянно сражался со сном. Навалилась и сковала страшная усталость. Вырваться из её объятий буквально не хватало сил, но несколько коротких очередей с левого фланга заставили меня со стоном оторваться от земли и подняться на ноги.

Ранний рассвет выявил из дымного мрака край поля боя, заваленный замершими в разных позах трупами и обгорелыми корпусами когда-то грозных машин. На позициях отдыхали и перекуривали ошалевшие от победы бойцы.

— Ваня, я на левый фланг. Пробегись по рубежу, скажи командирам: пока затишье, через полчаса сбор на шоссе.

Сухой овражек за высоткой вывел меня к завалу деревьев, что образовался после артобстрела. В полусотне метров далее между двумя холмиками, плотно изрытыми воронками и исклёванными мелким калибром, находилась основная позиция батареи Строгова. Подойдя к ней, я не поверил своим глазам. Всё пространство вокруг напоминало лунный пейзаж. Воронка на воронке. Судя по размеру — танковые двух— и трёхдюймовки. Одна присыпанная землёй пушка скособочилась, задрав загнутый ствол. Возле другого орудия в утренних сумерках суетились бойцы в серых от пыли гимнастёрках с тёмными усталыми лицами. Кто-то лопатами углублял окоп и восстанавливал бруствер, кто-то расчищал площадку, кто-то относил в сторону стреляные гильзы. Несколько бойцов скручивали шомпол для чистки ствола. На макушке холмика лежал наблюдатель с биноклем. Лейтенант сидел на станине орудия и что-то писал. Соблюдая устав, я поздоровался первым:

— Здравия желаю, товарищ лейтенант.

Он поднял покрасневшие глаза, встал, и его потемневшее от копоти и пыли лицо озарила мальчишеская улыбка:

— Василий Захарович, рад тебя видеть. Живой. И мы тоже пока живы. Трое, правда, погибли из второго расчёта. Пятеро раненых. Пока держимся. В строю четырнадцать человек.

Я закусил губу, чтобы не выдать своих чувств, и крепко сжал его руку.

— Полагаю это ещё не конец боя. Когда они перегруппируются, при свете начнут искать слабые места обороны и в первую очередь вызовут бомбардировщики. Теперь-то они на своей шкуре изучили местные условия, а потому ударят именно здесь, на левом фланге. Пока ничего не известно о группе лейтенанта Батуры. Будем надеяться.

— Вы на него не обижайтесь. Он хороший парень, но у него молодая жена в Бресте погибла под артобстрелом в первые часы войны. Только поженились. Сами понимаете.

— Вы не правы, я ему очень признателен. Фактически сегодня он спас всех нас. Лишь бы жив остался. Как всё выяснится, пришлю вам подкрепление. Держитесь.

Я попрощался и, пробираясь через развороченную взрывами лесную опушку, через сотню метров вышел на самый край обороны. Здесь творилось что-то невообразимое. Первое, что бросилось в глаза — это буквально заваленное трупами немцев поле, сгоревшие коробки двух Ганомагов и остовы нескольких грузовиков, среди которых уткнулась стволом вниз закопчённая «двойка». Растерзанную землю густо покрывали воронки, куски железа, щепки и обломки стволов деревьев. Растерзанные и донельзя грязные и прокопчённые бойцы удивлённо оглядывали дела своих рук, не веря, что остались живыми в этом аду. Некоторые воины отрешённо сидели, кто-то дымил самокруткой или приводил в порядок оружие. Залихватски сдвинув на затылок пилотку, Сашка матерно орал на бойца, тыкая пальцем в сторону леса. Я облегчённо вздохнул. Жив, курилка. Сашка увидел меня и, махнув рукой на бойца, подошёл:

— Ну, ничего поручить нельзя. Говорю, сделай так, так нет, обязательно всё переиначит. У-у, чудо в перьях.

— Как вы тут?

— Запарились малёхо. Слушай, командир, что это ты за хреновину с огнём придумал?

— А что?

— Понимаешь, как попёрли гансы всем скопом, а у меня ленты, как назло, пустые, заряжающего ранило. Тут сапёр Петька и рванул. Полыхнуло так, что круги в глазах. Я сам чуть в штаны не наложил, когда перед нами заметалась сотня истошно вопящих костров.

— Хм. Значит, пригодилась моя задумка.

— Ни хрена себе, пригодилась! Они так пятки смазали, что до сих пор, небось, бегут и трясутся. В общем так: из восемнадцати человек четверо убиты, пятеро ранены, один тяжело, думаю не выживет. А гансы, вон они, кто их считал.

— Вы молодцы. Пока затишье, пошли кого-нибудь за патронами. Разберусь, подброшу людей. Держитесь. Ещё ничего не кончилось. Сейчас немцы почистят пёрышки, позавтракают и могут опять долбануть. Будь готов.

— Всегда готов, — он вскинул руку в пионерском салюте. Я покачал головой и погрозил ему пальцем.

Вернувшись на шоссе, я застал там Семёна Ивановича, старшину Прокопенко, Андрея Ситникова и сержанта зенитчика. Звать его, дай бог памяти… Прохор Варик. Они сидели на поставленных в круг снарядных ящиках, курили и негромко переговаривались. При моём появлении все встали, и мы, молча, пожали друг другу руки.

— Доложите о потерях.

— Первый и второй взвод. Семь убитых, одиннадцать ранено, двое тяжёлых. В строю пятьдесят четыре человека без группы Сафронова.

— Пулемётный взвод. Двое убитых, прямое попадание снаряда. Один с лёгким ранением. В строю без группы Сафронова шестнадцать человек.

— Артвзвод. Убитых пятеро. Раненых девять из них трое тяжёлых. В строю пятнадцать человек.

— Зенитный взвод. Убитых и раненых нет. В строю двенадцать человек.

— О группе лейтенанта Батуры что-то слышно?

Все покачали головами. И я уже хотел подбить бабки, как в тылу услышал натужный рёв мотора, повернулся и увидел, как из лесного тумана на шоссе выползает Опель Мироновича с пушкой на прицепе.

Все вскочили и от нетерпения шагнули навстречу. Опель протащил пушку по асфальту вперёд