Книга Цветы зла - Шарль Бодлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В подушках юношей отравленной мечтой;
Когда, как красный глаз, от лампы свет багровый
Пятно кровавое на день бросает новый,
Когда ослабший дух, с себя свергая плоть,
Как лампы — день, ее не может побороть;
И словно милый лик, где ветер свеял слезы,
В дрожащем воздухе плывут ночные грезы;
Вот час, когда нет сил творить, любить, лобзать.
Над крышами домов уж начал дым всползать;
Но проститутки спят, тяжелым сном обвиты,
Их веки сомкнуты, их губы чуть раскрыты;
Уж жены бедняков на пальцы стали дуть,
Влача к огню свою иссохнувшую грудь;
Вот час, когда среди и голода и стужи
Тоска родильницы еще острей и туже;
И если закричит, пронзив туман, петух,
Его напев, как вопль, залитый кровью, глух.
Туманов океан омыл дома столицы,
Наполнив вздохами холодный мрак больницы,
Где внятнее теперь последний горький стон;
Кутила чуть бредет, работой утомлен.
В наряде розовом и призрачно-зеленом
Заря над Сеною с ее безлюдным лоном
Скользит медлительно, будя Париж, — и вот
Он инструменты вновь заботливо берет.
ДУША ВИНА
В бутылках в поздний час душа вина запела:
«В темнице из стекла меня сдавил сургуч,
Но песнь моя звучит и ввысь несется смело;
В ней обездоленным привет и теплый луч!
О, мне ль не знать того, как много капель пота
И света жгучего прольется на холмы,
Чтоб мне вдохнула жизнь тяжелая работа,
Чтоб я могла за все воздать из недр тюрьмы!
Мне веселей упасть, как в теплую могилу,
В гортань работника, разбитого трудом,
До срока юную растратившего силу,
Чем мерзнуть в погребе, как в склепе ледяном!
Чу — раздались опять воскресные припевы,
Надежда резвая щебечет вновь в груди,
Благослови ж и ты, бедняк, свои посевы
И, над столом склонясь, на локти припади;
В глазах твоей жены я загорюсь, играя,
У сына бледного зажгу огонь ланит,
И на борьбу с судьбой его струя живая,
Как благовония — атлета, вдохновит.
Я упаду в тебя амброзией священной;
Лишь Вечный Сеятель меня посеять мог,
Чтоб пламень творчества зажегся вдохновенный
И лепестки раскрыл божественный цветок!»
ВИНО ТРЯПИЧНИКОВ
При свете красного, слепого фонаря,
Где пламя движется от ветра, чуть горя,
В предместье города, где в лабиринте сложном
Кишат толпы людей в предчувствии тревожном,
Тряпичник шествует, качая головой,
На стену, как поэт, путь направляя свой;
Пускай вокруг снуют в ночных тенях шпионы,
Он полон планами; он мудрые законы
Диктует царственно, он речи говорит;
Любовь к поверженным, гнев к сильным в нем горит:
Так под шатром небес он, радостный и бравый,
Проходит, упоен своей великой славой.
О вы, уставшие от горя и трудов,
Чьи спины сгорблены под бременем годов
И грудою тряпья, чья грудь в изнеможеньи —
О вы, огромного Парижа изверженье!
Куда лежит ваш путь? Вокруг — пары вина;
Их побелевшая в сраженьях седина,
Их пышные усы повисли, как знамены;
Им чудятся цветы, и арки, и колонны,
И крики радости, покрытые трубой,
И трепет солнечный, и барабанный бой,
Рев оглушительный и блеск слепящий оргий, —
В честь победителей народные восторги.
Так катит золото среди толпы людей
Вино, как сладостный Пактол[103], волной своей;
Вино, уста людей тебе возносят клики,
И ими правишь ты, как щедрые владыки.
Чтоб усыпить тоску, чтоб скуку утолить,
Чтоб в грудь отверженца луч радости пролить,
Бог создал сон; Вино ты, человек, прибавил
И сына Солнца в нем священного прославил!
ВИНО УБИЙЦЫ
Чтоб пить свободно, я убил
Свою жену: она, бывало,
Всю душу криком надрывала,
Коль без гроша я приходил.
Как воздух чист, как много света!
Я счастлив счастьем короля…
Когда с тобой сошелся я,
Такое же стояло лето!
Мне жажда грудь на части рвет;
Чтоб жажды той уменьшить силу,
Пускай вино ее могилу
До края самого зальет!
Я бросил труп на дно колодца
И груду целую камней,
Сломав забор, воздвиг над ней.
О, где же столько сил найдется!
Словами ласки и любви,
Во имя клятв неразрешимых
И счастья дней неизгладимых,
Мелькнувших в сладком забытьи,
Я сам назначил ей свиданье!
Она же в час вечерней тьмы
Пришла! — Безумное созданье!
Быть может, все безумны мы!
Она была еще красива,
Хоть вся давно изнемогла,
И я, любя ее ревниво,
Сказал: «Уйди из мира зла!»
Тоска мне сердце вечно гложет,
В толпе ж, что каждый миг пьяна,
Ее никто понять не может
И саван сделать из вина.
Она, как мертвые машины,
Без пытки, без огня в крови,
Клянусь — хотя б на миг единый
Не знала истинной любви
С ее очарованьем черным,
С кортежем дьявольским страстей,
С отравой, слез ручьем позорным
И стуком цепи и костей.
Вновь одинокий и свободный,
Я буду вновь мертвецки пьян;
Забуду боль сердечных ран,
Улягусь на земле холодной
И буду спать, как грязный пес.
Быть может, тормозом вагона
Иль острой шиною колес
Мне череп раздробит: без стона
Я встречу смерть; не все ль равно,
Когда над Богом, Сатаною
И Тайной Вечерей Святою