Книга Ужас без конца - Альбина Нури

— Сергей. Вас ведь так зовут? Вы помните свое имя? — спросил Максим…

Он не знал, сколько прошло времени, долго ли длилась их беседа. Когда Максим понял, что совершенно один в комнате, за окном занимался серый рассвет. В скудно освещенной Старой ординаторской царил разгром, но это ничего, это поправимо. Максим был уверен: теперь все будет хорошо. Призрак Пациента, которого боялась все больница, только что ушел навсегда.

Покинул свое Чистилище.

Гена, Грета и ведьмина ежевика

За завтраком Гена неловко махнул рукой и опрокинул стакан с молоком прямо в тарелку с кашей.

— Ты, Генка, катастрофа ходячая, весь дом мне за лето разнесешь, — вздохнула бабушка, ликвидируя последствия аварии. — Каши больше нет, бутерброд возьми съешь, чтобы голодным не ходить.

Грета, Генкина сестра, невозмутимо доедала свою порцию. В противовес своему импульсивному, порывистому (мама говорила «без царя в голове») брату, она была девочкой рассудительной и аккуратной.

Гена и Грета — двойняшки. Совершенно разные и внешне, и внутренне, они тем не менее были неразлучны и понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. Оба перешли в четвертый класс, и на каникулы родители отправили их в деревню. У мамы с папой отпуск только в августе, вот тогда они все вместе поедут на море, пообещала мама.

До обеда бабушка велела полоть сорняки в огороде, а после брат с сестрой собрались на речку.

— К ужину как штык дома, — напутствовала бабушка, — чтоб мне не волноваться, где вас носит. Я пирог с ежевикой испеку.

Двойняшки обрадовались: пироги у нее получались отменные, а ежевику и малину оба обожали больше других ягод.

Идти нужно было через деревню, а потом еще через луг. Далековато, минут двадцать точно, но что значат эти минуты по сравнению с удовольствием сколько душе угодно плескаться в нагретой солнцем бирюзовой воде и валяться на песчаном бережке?

— Между прочим, я нарочно молоко пролил, чтобы кашу не есть, — заметил Гена.

— Знаю, — пожала плечами Грета, — но вообще зря: каша была вкусная.

Они шли по широкой улице, не забывая здороваться со всеми, кто попадался на пути. Детей в деревне немного, да и на лето мало кто приезжал, но это брата и сестру не волновало: им всегда хватало компании друг друга.

Вот и последний дом позади, а впереди — луг с высокой густой травой.

Посреди луга стоял одинокий дом, к которому вела тропинка. Проходить мимо дома следовало быстро, не глядя в ту сторону: в доме жила ведьма. Как и положено ведьме — на отшибе, уединенно, подальше от добрых людей.

— Говорят, она град, грозу насылать умеет и всякие плохие вещи! Сидит в своем доме, никогда никуда не вылезает, порчу наводит. Как-то тетя Катя Кривая мимо ведьминого дома шла и что-то такое сказала, что ведьме не понравилось. А наутро у нее все куры и утки передохли, — шепотом говорил Санек, один из немногих живших в деревне мальчишек. — А еще я слышал, колдунья детей ест!

Брат с сестрой не спорили, но между собой решили, что это чушь. Гена спросил у бабушки про ведьму, та нахмурилась и сказала:

— Не суйтесь туда. Ведьма или нет, а незачем вам возле ее дома шастать. Узнаю — выпорю.

Больше она на эту тему ничего не говорила, но угроза быть выпоротыми действовала: дети к дому ведьмы не ходили. Грета и думать об этом забыла, но не таков был Гена. Он про деревенскую ведьму вспоминал часто, особенно по ночам, если не спалось. Представлял такой, как показывали в фильмах ужасов, и страшно хотел взглянуть на нее хоть одним глазком.

Сейчас они проходили мимо, и примерная Грета на дом даже не смотрела, зато Гена чуть шею не свернул.

— Смотри, какая у нее ежевика, — присвистнул он. — Громадная! С кулак!

— У нашей бабули тоже ежевика вкусная. И малина, — ответила сестра.

Гена остановился, и ей тоже пришлось.

— Ну, что еще?

— Давай подойдем, наберем немножко. — Грета открыла было рот, собираясь возразить, но брат быстро заговорил, не давая ей вставить ни слова: — Чего бояться-то? Ты что, маленькая, в сказки верить? И мы же не в дом к ней полезем, просто снаружи будем, а если увидим ведьму, убежим сразу!

— Это чужие ягоды. Брать чужое нехорошо, — укоризненно проговорила Грета.

— Смотри сама: ветки через забор свешиваются! Они уже не в саду, а на лугу, а луг — общий!

— Ветки, может, и за забором, но сам куст ведь ее, — заметила Грета, однако Гена услышал нерешительность в голосе сестры и удвоил старания:

— Мы тихонько подойдем и возьмем немножко. Что от ведьмы, убудет? Никто не узнает!

Уговорил-таки. Дети подошли к забору осторожно, хотя увидеть их было некому: ни с берега реки, до которого рукой подать, ни со стороны деревни. Вокруг тишина, народу — никого, да к тому же трава на лугу такая высокая, что брата с сестрой, наверное, и не видно.

Ведьмин дом стоял в глубине заросшего деревьями сада, никакой ведьмы поблизости не было.

Вот и кусты, а на них — огромные, сочащиеся сладким соком ягоды. Грета напрочь позабыла о своих сомнениях, а у Гены их и не было. Дети принялись рвать ягоды, тут же отправляя их в рот. Какой вкусной и ароматной была ведьмина ежевика! Они обрывали ягоды одну за другой, но их, кажется, не становилось меньше. Перепачкавшись ежевичным соком, дети наелись до отвала. Где-то в глубине сада раздался мелодичный женский голос — вроде бы женщина кого-то звала, и дети словно проснулись.

— Бежим! — прошептала Грета, и они припустили назад через луг.

Вскоре выбрались обратно на дорогу.

— Ты вся чумазая, — хихикнул Гена.

— На себя посмотри, — отозвалась сестра.

Пока шли к речке, обсуждали успех операции. Сошлись на том, что поход как-нибудь можно и повторить:

— Видала, сколько ягод? Ведьма и не заметит, что мы немножко взяли! — возбужденно говорил Гена.

— Да и нет там никакой страшной ведьмы, — вторила брату Грета.

День выдался на славу: и ежевики невиданной вкусноты наелись, и накупались в теплой, как парное молоко, воде, и в мяч наигрались (Грета всегда его брала вместе с полотенцем), и даже немного порыбачили. Добрый старичок Михалыч, что удил рыбу в отдалении от пляжа, разрешил. А впереди ждал еще и бабушкин пирог.

Когда солнце уже стало сползать к линии горизонта, дети засобирались домой. Сложили вещи в рюкзачок, что несли по очереди, помахали Михалычу, который все еще надеялся выловить огромную рыбину, и пошли.

Разомлевшие от жары, уставшие, брат с сестрой шагали молча, не говорили друг с другом, а когда поравнялись с ведьминым домом, Гена остановился и поглядел в ту сторону.

— Темнеет уже. Бабушка пирог испекла, — сказала Грета, мгновенно поняв, что брат хочет еще раз сходить за ягодами.