Книга Страсть и тьма - Александра Айви
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец ее взгляд остановился на мраморных статуях, стоявших в нишах. Каменные пары, слившиеся в любовном экстазе, переплелись в самых различных позах. Эти произведения искусства были выполнены в предельно реалистичной манере — так что на щеках Анны даже появился румянец.
— С чего бы мне быть не в порядке? — пробормотала она наконец.
— Ну… возможно, в течение нескольких часов ты будешь испытывать небольшую слабость. Ведь я же пил твою кровь… Когда буду заказывать тебе еду, то попрошу, чтобы тебе принесли гранатовый сок.
— Я не чувствую слабости.
— Что ж, вот и хорошо.
Нагнув голову, Цезарь коснулся губами ее виска. Исходивший от нее запах винных ягод мгновенно пробудил его чувства, и он возбудился так быстро, что это стало неожиданностью даже для него самого.
— Впрочем, ничего удивительного, — пробормотал граф. — Ведь в твоем теле течет кровь древних…
Она посмотрела на него с недоумением:
— Ты о чем?
Он провел тыльной стороной ладони по ее щеке.
— Твоя кровь гораздо сильнее, чем у обычных смертных. Даже довольно значительная потеря крови не скажется на твоем самочувствии. А я… Мне достаточно лишь небольшого количества твоей крови, чтобы удовлетворить свои потребности.
— Значит, ты… удовлетворен?
Цезарь поперхнулся — словно пытался подавить смешок. Разве она не чувствует его насыщенности и удовлетворенности? Казалось, эти ощущения буквально заполнили все вокруг.
Затем граф понял: Анна опасалась, что он, дабы насытиться, присоединится к другим вампирам и направится к феям.
Проклятие! Лучше уж прождать еще две сотни лет, чем лечь в постель с кем-нибудь, кроме Анны Рэндал.
— Я совершенно удовлетворен. Полностью… — пробормотал граф, касаясь пальцами крошечных отметин от укуса на ее шее. Вид этих красных точек пробудил в нем чувство собственника, и Цезарь, повинуясь древнему инстинкту, утробно зарычал, заявляя миру о своих правах хозяина. — Но ведь я вампир. И поэтому я всегда готов для нового удовлетворения. Когда тебе будет угодно. Ты ведь не сожалеешь о том, что произошло между нами?
Анна долго молчала. Наконец со вздохом пробормотала:
— Полагаю, что нет.
— И это все, что ты можешь ответить? — Цезарь помрачнел. О Боже! Ведь то, что они только что пережили… Это было потрясающе! А она «полагает», что не сожалеет об этом. — Не помню, чтобы когда-либо удостаивался столь скромной похвалы, — проворчал граф.
Она попыталась отодвинуться от него.
— Цезарь, чего ты от меня хочешь?
— Во-первых — откровенности.
— Прекрасно. — Она подняла голову и пронзила его сверкающим взглядом. — Правда заключается в том, что я знаю: мне следует сожалеть о том, что произошло. И в то же время я знаю, что «совершенно удовлетворена». Теперь ты доволен?
Его губы растянулись в хищной улыбке.
— Отчасти. Почти.
Она в раздражении пробурчала:
— Откуда в тебе столько самодовольства?
Граф опустил руку под воду и погладил бедро Анны. Перед его глазами уже оживала картина: оседлав его, Анна вместе с ним мчится навстречу блаженству.
— Я был бы еще более самодовольным, если бы ты…
Не успел Цезарь договорить, как его голова ударилась о край ванны. Темнота тотчас окутала его, глаза закрылись, и, уже теряя сознание. Цезарь услышал знакомый скрежещущий голос.
Анна вскрикнула и в ужасе уставилась на графа. Он почти сразу очнулся, но выглядел так, словно испытал сильнейшую боль.
— Цезарь!.. — Она обхватила его лицо ладонями. — Цезарь, что с тобой? — Неужели на него напали? Может, какой-нибудь маг, которого она не заметила или не смогла почувствовать?
Анна перебралась к графу на колени, и ее силы вихрем закружились по комнате. Но она даже не заметила, что тяжелые статуи зашатались под действием этой силы, а картины свалились на пол. Все ее внимание было сосредоточено на Цезаре, лицо которого было искажено мучительной болью. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он наконец-то пробормотал:
— Анна, ты здесь?
— Да, конечно. Тебе больно? Позвать Вайпера?
Он поднял руку и ощупал затылок. Затем его глаза прояснились, и он начал освобождаться от странной силы, удерживавшей его в рабстве.
— Ничего… кроме трещины в черепе и бешеной злости, — пробормотал Цезарь. — Но все это — вполне в духе оракулов.
Анна вздрогнула в предчувствии чего-то ужасного.
— Оракулы?.. — спросила она.
— Si. — Граф поморщился и отвел с лица мокрые пряди волос. — Им следовало бы перейти на сотовые телефоны. Правда, я не смог бы им пользоваться, даже если бы они на это решились.
Хотя вода в ванне была горячая, Анна почувствовала, как по телу ее пробежал холодок. Она соскользнула с колен Цезаря и, поеживаясь, обхватила плечи руками.
— Что они сказали?
На лице графа словно появилась маска.
— Я должен тебя ненадолго покинуть.
— Покинуть?
— Надеюсь, что буду отсутствовать недолго, но…
Анна резко поднялась на ноги.
— Нет, Цезарь, только не это, — прошептала она.
Он тоже поднялся и теперь стоял перед ней словно божество, вышедшее из вод.
— Анна, я должен уйти. Когда призывают оракулы, никто из демонов не может ослушаться их приказа.
Если только он не торопится улечься в могилу.
— Оракулы?! — в ярости воскликнула Анна. — Господи, придумал бы новую отговорку, чтобы оправдать свое бегство. Какая же я идиотка! Я же всегда знала, что ты настоящий мастер игры под названием «секс на скорую руку». И все же я позволила тебе…
— Черт побери, Анна! Это не уловка! И если бы была хоть какая-то возможность послать оракулов к черту и остаться с тобой, то я бы так и сделал. Клянусь жизнью: как только освобожусь, сразу вернусь к тебе.
— Как в прошлый раз, через двести лет?
Цезарь дернулся, словно от удара. Потом вдруг опустил руку и снял с пальца массивный золотой перстень-печатку.
— Вот. — Он вложил перстень в ее руку и, как крышку шкатулки, закрыл ладонь девушки. — Это кольцо было на моем пальце с того момента, как я стал вампиром. Оно стало как бы частью меня самого.
— И что же?
— В тебе течет кровь древних, и ты владеешь магией стихий. С помощью этого кольца ты сможешь найти меня, где бы я ни находился. Более того, перстень позволит тебе связаться со мной даже в других измерениях.
Анна хмурилась, глядя на тяжелое золотое кольцо, исчерченное странными письменами. Наконец спросила: