Книга Оправдание Острова - Евгений Водолазкин

Из толпы раздался выстрел, и Геронтий, хватаясь за перила, медленно съехал на дощатый пол империала. Касьян вынул платок и стер попавшие ему на лоб капли епископской крови. Начавшееся смятение и стрельба побудили Касьяна спешно покинуть империал. Трамвай тронулся с места, увозя мертвое тело Геронтия.

На следующий день при большом стечении народа был назначен день выборов. Жителями Острова были выдвинуты кандидаты, в числе которых оказался, понятно, и Касьян. Из кандидатов же надлежало выбрать самого достойного.

Через непродолжительное время, однако, сделалось явным, что к самым достойным Касьян не принадлежит. Не подлежало сомнению, что избиратели его таковым не считали. Опечаленный неблагодарностью народной, в ночь перед выборами Касьян с вооруженными людьми ворвался во Дворец и взял княжескую чету под стражу. Парфения и Ксению уже никто не защищал.

Утром Касьян объявил себя единоличным правителем Острова.

Парфений

В тот день умер наш замечательный Иларий: у него остановилось сердце. Я думаю, ему показалось, что история заблудилась. Зашла в какие-то дебри. Сопровождать ее там он не хотел.

Хроника была передана в ведение ученика Илария брата Галактиона.

Глава шестнадцатая

Касьян

Я, грубый умом и неученый Галактион, свидетельствую:

В лето первое Великой Островной Революции на Острове начались большие перемены. Они могли бы быть еще больше, если бы Касьяну удалось казнить княжескую чету, как ему мечталось.

В первом же обращении к гражданам Острова, объявив о воцарении нового, он незамедлительно перешел к старому. Не называя имен, Касьян сообщил островитянам, что к только что рожденной новой жизни тянутся костлявые руки прошлого, которые следует обрубить.

Слушавшие его заволновались, потому что сразу же догадались, кто в данном случае имеется в виду. Празднуя приход нового, островитяне помнили, что эти руки были не столь уж костлявы. Они не спорили с тем, что сияющее будущее лучше мрачного прошлого, но не готовы были расстаться с Их Светлейшими Высочествами, которых любили.

Видя, что все пришли в волнение, Касьян объявил, что казнить князей не собирался, а костлявые руки являются лишь отвлеченным образом. В силу древнего возраста указанной пары он предлагал оставить ее в живых в качестве музейного экспоната, выселив из Дворца и предоставив служебное помещение при Музее островной истории.

Немедленно были опубликованы и декреты новой власти.

Первое. Княжеский Дворец, а также жилища островной знати передавались борцам за светлое будущее.

Второе. В кратчайшее время следовало установить памятник жертвам Революции, каковых представлял убиенный Михей.

Третье. Монастырь отчуждался в пользу государства, обретшего новую веру: веру в Будущее. Преображенский же храм Монастыря объявлялся Храмом Светлого Будущего.

Четвертое. В области летоисчисления вводилась новая эра, и счет лет отныне велся от года Великой Островной Революции.

Пятое. Революционное руководство Острова объявляло войну Франции и призывало всех истинных патриотов сплотиться вокруг указанного руководства.

Под всеми декретами стояла подпись: Его Светлейшая Будущность Касьян.

Парфений

Мы сидим в Люксембургском саду, ноги наши закутаны в пледы. Ксения – с закрытыми глазами, в лучах весеннего парижского солнца.

Самое смешное, что эта война вроде как продолжается и сейчас. Полноценная Столетняя война: декрет о ней, кажется, так и забыли отменить. К счастью, в Париже об этих военных действиях мало кто знает.

– Интересно, зачем Косой объявил тогда войну? – спрашивает Ксения.

– Чтобы все вокруг него, Косого, сплотились.

Ксения улыбается, не открывая глаз.

– А почему – Франции?

– Потому что Франция далеко.

Мимо нас (звук прессуемого сахара) по мелкому гравию проезжают велосипедисты. На багажниках – разная невоенная мелочь: сумки, пакеты из ближайшего супермаркета, горшки с цветами, термосы. Пудель с завязанным на макушке бантом.

В отношении нас Его Светлейшая Будущность допустил, конечно, колоссальный промах. Как рассказывали охранявшие нас солдаты, первоначально обсуждалось наше фатальное падение с лестницы. Вдвоем шли, вдвоем поскользнулись и убились. Что, с точки зрения Косого, могло быть естественнее? Ступеньки в подвале каменные, скользкие – парное движение по лестнице опасно…

Почему он не довел своего плана до конца? Думаю, что его подвело пристрастие к театру, а еще в большей степени – к Франции. Генетическая память о том столетии, когда на Острове говорили по-французски. Косой не оставил мечты о нашей казни, но ему виделась гильотина, покатившаяся голова – на меньшее-то он не был согласен. В каждом его действии угадывался французский след. Думаю, что, помимо удаленности Франции, в объявлении войны виновата и его любовь к ней.

Говорят, в ранней юности Косой приезжал в Париж, чтобы его завоевать. Но его писклявый голос там просто утонул в городском шуме. Теперь он объявлял вторую попытку завоевания, которая была еще менее вероятной, чем первая.

Если бы не Франция, в первую же ночь нас прикончили бы в подвале, без всяких там изысков с гильотиной. А потом на площади нас отстояли люди, в которых при любых обстоятельствах остается что-то человеческое.

Солнце скрывается за облаком, и сразу становится прохладнее. Доминик предлагает подать нашу машину прямо в сад: у него есть разрешение. Мы отказываемся от этой чести и идем к выходу самостоятельно. По дороге нам встречаются собирательницы автографов, но Доминик демонстрирует упреждающий жест: non, madame. Движение скупое, но исчерпывающее. Я думаю, Косой дорого бы дал за такое умение, но для этого надо родиться в Париже.

У ворот Люксембургского сада Доминик хочет посадить нас в машину, но мы (второй подвиг Геракла) говорим, что пойдем к гостинице пешком. Смешанный жест удивления и восхищения. Ввиду открывшегося вида на Пантеон наш изысканный друг говорит, что по рангу нас следовало бы разместить там, а не в гостинице. Я благодарно наклоняю голову:

– Там отличная компания.

– Жаль только – все сплошь покойники, – улыбается Ксения.

Доминик краснеет.

– Простите.

Этого обстоятельства он не учел.

Кстати говоря, наш Храм Светлого Будущего – это ведь дальний родственник Пантеона, где вначале лежали революционеры. Их, правда, потом оттуда вынесли.

У нас тоже вынесли.

Его Светлейшая Будущность объявлялся Председателем Острова, заместителем же Председателя был назначен его соратник Атанас, которому в правительстве отводилась важнейшая должность: он становился министром истории и светлого будущего. Поскольку вследствие Революции светлое будущее до некоторой степени стало настоящим, на первом же заседании правительства он предложил включить в сферу его ответственности заодно и настоящее.