Книга Заговор Высокомерных - Елена Тюрина

– Посоветоваться с тобой хочу. Я решила написать материал об антиквариате. Вышла уже на одного коллекционера. Он готов дать интервью. Тема – вывоз ценностей за границу, нелегальная продажа антиквариата и обложение его при законном ввозе в нашу страну непомерными налогами.

Похоже, весь ее монолог редактор пропустил мимо ушей, уставившись в экран мобильного. На нем высветился запечатленный Милой и уже хорошо известный читателю орден.

– Не знаю, – пробурчал Кирилл. – Может не стоит лезть в это?

Журналистка не была уверена, что он имел в виду статью про антиквариат, а не что-то другое…

В это время Дарья сидела по-турецки на своей кровати и листала взятый в местной библиотеке, уже видавший виды, глянцевый журнал. С грустью вспоминала те огромные охапки роз, которые она получала восьмого марта, и которые некуда было ставить. В этом году ее не поздравит никто. Разве что сокамерница Маха… Та тоже что-то увлеченно читала, шелестя конвертами. Письма? Заметив, что Дарья бросила в ее сторону взгляд, Мария оживилась.

– А где ты училась?

– Я оканчивала консерваторию по специальности «концертный исполнитель», – ответила Лисневская, слегка озадаченная столь неожиданным вопросом.

– Это что такое?

– Там учат вокалу и игре на инструментах.

– А, музыкальная школа, что ли?

– Ну… почти, – вздохнула Дарья, решив, что объяснять Махе, чем отличается высшее музыкальное учебное заведение от среднего, не имеет смысла.

– Я смотрю, к тебе кроме адвоката никто не приезжает, и передачи редко бывают. У тебя никого нет?

– Есть муж и мать. Отец был кадровым военным и погиб в Чечне, когда я была еще маленькой. Мужу навещать меня некогда, а мать, надеюсь, не знает, что я здесь.

– У тебя с ней плохие отношения?

– Не то чтобы плохие… Просто она всю жизнь меня критикует, – Лисневская помолчала, сомневаясь, стоит ли продолжать. – С самого детства выдвигает требования, ставит какие-то планки и постоянно их повышает. При этом скрупулезно отчитывает за любые ошибки и не замечает достижений. Представь, что будет, если она узнает обо мне такое?

Маха нахмурилась.

– За что тебя критиковать? Не пойму. Красивая, ухоженная, умная баба. Еще и деньги зарабатываешь. Что ей не так?

– Не знаю. Но стоит мне ей позвонить и поделиться тем или иным достижением, она только выслушает и скажет: «Все? Ну, давай, пока. Мне сейчас некогда». И еще постоянное: «Это ты виновата». Даже когда на меня направлен негатив, она и то скажет, что это я виновата: не нашла правильных слов, сказала что-то не то, сделала что-то не так.

– Ну, ясно. Ты – соперница. Ей хочется быть главной, а уже не может. А тут еще перед глазами такая молодая и успешная дочь. Поменьше ее слушай. Она в тебе нуждается гораздо больше, чем ты в ней.

Дарья с большим вниманием посмотрела на сокамерницу. Вот уж не ожидала от нее подобных речей.

– А вообще может тебе эти придирки только кажутся? – предположила, не замечая ее взгляда, Маха. – Или характер у нее такой. Любит всех критиковать.

– Не думаю. Какими бы планами я с ней не делилась – все всегда воспринималось в штыки. Начиная от того, какой костюм купить и заканчивая идеей записаться в автошколу. Даже сейчас, хоть и видимся редко, и то, когда пошли в ресторан, она раскритиковала мой выбор блюд. Хотя ей-то какое дело? Это ужасно. Против автошколы она была якобы потому, что обо мне заботится. А когда я хотела поступить в медицинский, она постоянно нудела, что это не мое. Пока я документы в консерваторию не подала. Да и мужа, по сути, она мне выбрала… В общем, жизнь мне поломала в каком-то смысле. Я выучилась на специальность, на которую и не думала идти, замуж вышла за нелюбимого мужчину. От него даже детей не родить. А она внуков начала просить. И чего добилась? Только того, что я теперь никогда и ничего ей не рассказываю о себе. Обижается. Ну да что посеешь то и пожнешь. Никогда мать не будет мне подругой.

Дарья впервые за долгое время так разоткровенничалась с кем-то. Обычно она старалась не думать обо всем этом. Понимала, что жить прошлыми обидами не разумно. Но отношения с матерью и сейчас не клеились. Ей было обидно, что мать, вместо того, чтобы поддерживать, всегда старается уколоть ее. Это причиняло бы боль любому человеку, кем бы он ни был и каких бы высот не достиг.

– Нормальная мать не станет критиковать дочь. Для нее ее девочка всегда самая лучшая. Критикуют только те, кто своих дочерей не любит, – заметила соседка.

– Да ты прям психолог, – пошутила Дарья.

– Хотела им стать когда-то. Но мне тоже семья жизнь сломала. Только в большей степени отец. Мое детство прошло в ужасных условиях. Родители пили. Мать постоянно орала на меня. Отец по любому поводу избивал. До сих пор помню материны крики: «Ты скандалистка! Ты скандалистка!» А мне-то всего девять лет тогда было. Иногда хотелось выйти в окно, честное слово. В пятнадцать я в первый раз сбежала из дома. В шестнадцать наглоталась таблеток, потому что боялась отца. Он узнал, что я полгода не была на уроках. Меня откачали. Потом две недели в дурдоме. А дальше – скитания по разным городам автостопом, жизнь у случайных знакомых на квартирах, водка, иногда наркотики. Родила сына, привезла его матери. Отец уже умер к тому времени. Ребенку скоро десять лет, а я его видела, когда ему еще года не было. И вот за групповое ограбление и нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть, сижу тут.

Лисневская ошарашенно слушала. Ее собственные детские размолвки с матерью теперь показались чепухой.

– Так у тебя есть сын? – неподдельно изумилась Дарья.

Шаги за дверью помешали Махе ответить. Послышался лязг ключа. На пороге появилась сотрудница СИЗО в форме. Зинаида Ивановна, кажется. Ее больше знали под прозвищем «Зина-массовик». Она занималась организацией развлекательных мероприятий для заключенных: различных концертов и конкурсов а-ля «мисс/миссис-СИЗО».

– Так, девочки. Быстренько сообразили, что будете представлять на конкурс «Алло, мы ищем таланты» к празднику, – распорядилась Зинаида Ивановна. – Тихонова…

Она выжидающе поглядела на Маху.

– Вот, она эту… филармонию окончила… Пусть она и участвует, – та моментально сориентировалась и перевела стрелки на сокамерницу.

– Ага. Лисневская, – кивнула Зинаида Ивановна. – Запишу на участие. Смотри, чтоб номер на послезавтра был готов.

Дарья толком не успела сообразить, что ответить, как дверь уже закрылась.

– Ты что! – возмущенно накинулась она на Маху. – Что б я в таком участвовала?!

– Да не кипятись ты! – невозмутимо заметила та. – Выйдешь, споешь что-нибудь. Трудно, что ли?

– Дура ты! – зло огрызнулась Лисневская. – Разве подозреваемых в убийстве на концерты допускают?

– Так ты что, тоже убила кого-то? – вытаращилась на нее соседка.