Книга Ловец Снов - Дарья Вознесенская

Вот тут то на меня и напал ступор.

Ибо даже помыслить не могла, что мое приключение вот так обернется.

— Т-ты что же это… Без согласия собрался меня супружницей сделать?

— Сделать и разложить тут же, — Проклятый потер руки. — Ты ведь помешала мне хаос в мир призвать; власть, о которой мне так мечталось, забрала. Обрубила концы, лишила армии, остановила прихоти. Вместе с правителями чего-то удумала. Слишком много потеряно, слишком долго восстанавливать… Сил у меня нет почти; но теперь я не просто силы восстановлю. От смешения наших возможностей я еще много чего совершу великого и взойду на трон над всеми королевствами.

Выглядел он при тех речах безумцем, и мне страшно сделалось. Ведь верит то в сказанное!

И это правдой может ведь стать…

— Да кто даст то расти и властвовать?! — ошеломленно я вскрикнула.

— Так все и дадут. Потому как у меня под боком кто будет? Покорная Русланочка, неизвестно за что всеми любимая. Из страха за тебя, никто ко мне и не подступится. А ты ведь ценой своей жизни защищать будешь, то ритуал обещает. Так что выиграю я вдвойне. А как не понадобишься более — тогда и убью.

Я изумленно на Проклятого смотрела и поверить не могла, что он все это провернуть собирается.

Коварный, жестокий план, не чета магическим воззваниям — в людском духе план, заковыристый и потому вполне осуществимый.

Я застонала от бессилия и только лишь спросила:

— Как же получилось то, что я всего этого не увидела?

— Да просто, — отмахнулся мужчина, но губы изогнул довольно — видно было, что льстит ему, обыграть всех и меня в том числе. — Ты ведь на ловчие качества понадеялась; но когда я о твоем существовании узнал и понял, что сны прикрыть и мысли ну никак не могу, вспомнил, что есть заклинания такие, наведенные, что человеку и сказку могут ночью сделать, и худший кошмар.

— Так на меня ведь не действуют подобные заклинания!

— Зато на меня действуют, — маг гнусно хихикнул — Время то это, конечно, заняло. Но научился я видеть и думать то, что надо, как по заказу. И ты решение правильное приняла, стремясь защитить всех тех, кого увидела во снах мертвыми. Пришла одна, чего я и добивался. И теперь не найдут нас — не так скоро, во всяком случае. Все успею сделать. А далее уже ты все делать будешь. И поверь, как увидят твои верные люди, что передо мной встанешь, защищая от стрел и нападений, так опустят луки и разойдутся.

Со словами этими он погрузил меня на лошадь и помчался подальше от места портального.

Я часа два спустя, где-то среди леса, где на поляне лежали странные камни и располагался тот самый колодец, обвешал меня амулетами, в темницу скинул, крышкой прикрыл и отбыл для подготовки, заставив размышлять мучительно и бессонно о том, как бы так сделать, чтобы умереть раньше, чем свершиться задуманное.

Потому как позволить управлять собою и любимыми, будто марионетками, я позволить не могла.

Глава 19

Небо плакало серыми дождливыми слезами, смешиваясь на щеках со слезами моими собственными.

Тонкий месяц, едва заметный в рассветных сумерках, будто горестно вздыхал на небосклоне и покачивался как устало и печально качает головой наставник, расстроенный нерадивым учеником.

Я лежала на темном камне, испещренном желобами; лежала обнаженная, с косами распущенными. Волосами моими оплели какие-то кубки, куда Проклятый налил разные жидкости.

Прозрачную воду, символизирующую слезы.

Красное вино, обозначающее кровь.

Горький сок подорожника, представляющий утрату.

Браслеты из горного хрусталя рядом лежали. Мужской и женский; не просто символы брачных обетов, но их вершители. Сейчас то редко во время свадеб такие браслеты увидишь, но даже я читала, что раньше они считались чуть ли не самой важной частью обряда, что соединял двух людей перед небом и подземным миром — однажды и на всю жизнь.

Тут же несколько ножей положил.

Одним, самым малым, нужно было отрезать мои волосы, сразу после «свадьбы», лишая связи с женской, непокорной сущностью.

Вторым, средним, надлежало рассечь мне руки и ноги, что были сейчас привязаны к особым выступам каменным. Кровь из ран моих по желобкам должна была стечь и заполнить собой тонкую линию, высеченную по периметру камня. С каждой каплей крови утрачивала бы я волю, желания и чувства, все, кроме одного — желания покориться победителю и выполнить любое его указание.

Третий, самый крупный, предназначался для мужчины. Должен он был надрез сделать у основания того, чем лишил бы меня потом невинности, чтобы кровь наша смешалась, а сила, что во мне содержится, с каждым движением в него перетекла.

Все это он мне объяснял, ритуал подготавливая — степенно, размеренно, будто не волновался и не торопился никуда. Лишь блеск глаз лихорадочный выдавал в нем истерическое волнение.

А я…

Я не могла даже пошевелиться. И не только из-за веревок обездвиживающих. Но еще и из-за зелья неприятного, что делало меня практически полностью беспомощной и парализованной.

Лишь мысли лихорадочно метались в поисках выхода — хоть куда выхода! — но в глубине души я понимала, что сделать ничего не могу.

И на помощь рассчитывать не приходилось.

От этого в животе становилось пусто и неприятно, будто гвоздей туда напихали. А от осознания грядущего — до удушья страшно. И не только ведь за себя страшно, но за всех остальных, с которыми не я, но моя оболочка когда-нибудь да встретится.

Проклятый тем временем закончил подготовку и, обряженный лишь в срамную повязку, встал на колени, поднял к небу руки и начал напевать что-то на незнакомом, древнем наречии.

Первые слова ему как-будто давались с трудом. Но дальше как по накатанной, будто жениться вот таким вот жутким способом было для него делом самым привычным. Впрочем, злодеяния совершать он привык — и это от прочих не отличалось.

Краем глаза я видела, как заостряются его черты, как начинают светиться кончики пальцев. Пальцами этими он вдруг стал до камня дотрагиваться и узоры, что цвели на нем, вспыхнули.

Мужчина опустил пальцы в воду и протер мне глаза, продолжая напевать.

Опустил руку в вино и смочил мои губы.

В сок обмакнул и провел мне по шее.

Каждый раз, когда он до меня касался, я передергивалась от отвращения, но понимала при том, что это лишь начало.

Наконец, Проклятый закончил свою песню и начал говорить слова обета, знакомого и незнакомого одновременно. Похож он был на тот, что произносят на наших свадьбах, вот только ответного слова от меня никому и не нужно было:

— Я беру тебя в жены; я беру тебя в матери моих детей; я беру тебя в спутницы. Будешь ты моей кровью; будешь ты моей силой; будешь ты моей защитой сегодня и на всю жизнь. Я так решил перед всеми, и каждое мое слово закон для тебя отныне. Согласна ли ты с этим?