Книга #КИЕВВКИЕВЕ - Алекс Малышенко

— Срочно наверх! — Аня.

Аня отдаёт кому-то из повстанцев свой арбалет, одного хватает за одежду:

— Ты останься.

Она даёт ему пистолет. В фильме Аня бы спросила у повстанца, умеет ли он им пользоваться. Но сейчас в подъезд прут агенты и на это времени нет. Аня стреляет наудачу в облако дыма, слышит звук падения. Её коллега палит прямо у неё над ухом.

— Ау! — Аня.

У неё начинает звенеть в ушах, звуки отдаляются, и она их слышит, будто сквозь толстый слой ваты.

— Не над ухом, идиот! — Аня.

Повстанец что-то отвечает, но Аня не может расслышать. Она делает ещё несколько выстрелов в дымовую завесу, ей кажется, что агенты снова отступили. Она начинает осторожно спускаться, шаря рукой по полу. Аня трогает чьё-то лицо с открытым ртом, нащупывает оружие в руке его обладателя. Аня улыбается про себя: интересно, как долго продержится её оборона? Она возвращается на позицию на лестнице. Там, кроме повстанца, который её оглушил, стоит Энн и что-то говорит. Аня подходит к ним вплотную.

— …отступили, — Энн.

— Отступили?! Кто?! Что?! — Аня.

— Не кричи так. Агенты отступили. Мы видели из окна, как они сели в машины и уехали, — Энн.

— Так не может быть! — Аня.

— Но это правда. Идём наверх, — Энн.

Энн и повстанец поднимаются к квартире, Аня остаётся стоять на месте. К ней начинает возвращаться слух, и она отчётливо различает звуки перестрелки наверху.

— Твою мать! — Аня.

Она начинает паниковать, мечется по лестничной клетке. Наконец останавливается, делает несколько глубоких вдохов и выдохов, оглядывается. Звонит, зажимая кнопку звонка, в первую попавшуюся квартиру:

— Открывайте или я её вышибу!

Дверь открывает мальчик лет семи.

— Не убивайте меня, — мальчик.

Аня растерянно треплет его по голове, вручает булаву:

— Держи, это тебе. Ты вырастешь и станешь самым настоящим гетьманом. А теперь — дай пройти.

Аня отодвигает мальчика, залетает в квартиру, осматривается, находит окно, выбирается через него. Она бежит в сторону Пейзажной аллеи. Слух почти вернулся к Ане, и теперь ей отчётливо слышны звуки вертолётных винтов и полицейских сирен. Несколько агентов, обходивших здание с торца, устремляются за Аней. Она добегает до Маленького принца, укрывается за лавочкой в виде кота с открытым ртом. По ней стреляют, но промахиваются, отбивая коту зуб и оставив небольшую вмятину на лице Маленького принца. Аня палит в ответ, задевает одного агента. У неё заканчиваются патроны в первом пистолете, и она его выбрасывает.

— Аня, я знаю, что это ты! Выходи и мы тебя не тронем! — агент, которому Аня придавила пальцы.

Именно его Аня и искала. Она аккуратно выглядывает из-за кота: ей угрожают всего трое агентов, один ранен.

— Все твои уже схвачены. Сдавайся! — агент, которому Аня придавила пальцы.

Аня ничего не отвечает. Она чуть высовывается из укрытия, чтобы лучше прицелиться — пуля попадает ей в правую руку. Аня чувствует дикую боль и с удивлением смотрит, как её пальцы разжимаются и пистолет падает на землю.

— Чёрт! — Аня.

Она прячется обратно за кота, которому отстреливают ухо. Левой рукой она пытается дотянуться до пистолета, но град пуль вынуждает её отказаться от этой мысли. Аня зажимает рану рукой и в панике бежит в сторону Исторического музея. Агент, которому Аня придавила пальцы, поворачивается к напарнику:

— Оставайся здесь и позаботься об Андрее. Теперь-то она не убежит.

— Есть! — напарник.

Агент, которому Аня придавила пальцы, неспешно движется за своей жертвой, стреляя на ходу. Одна из пуль задевает ей ногу, а ещё одна впивается в бок. Добравшись до языческого алтаря, Аня без сил падает на него: она больше не может бежать. Она переворачивается так, чтобы видеть преследователя. Анина кровь медленно стекает на древний камень капища, на котором, по легенде, приносил жертвы ещё легендарный Кий. Агент, которому Аня придавила пальцы, подходит к алтарю, достаёт сигарету, прикуривает.

— Красиво лежишь, — агент, которому Аня придавила пальцы.

Аня ничего не отвечает. Агент затягивается, выдыхает, достаёт телефон, делает несколько снимков. Селфится на фоне Ани и демонстрирует ей фото:

— Классные?

Аня показывает агенту средний палец:

— Чтоб ты сдох.

В эту же секунду землю начинает дико трясти, а небо затягивается тучами. По алтарю проходит трещина, Аня падает с капища и больно бьётся коленом и боком, теряет сознание. Агент, которому Аня придавила пальцы, с трудом удерживает равновесие и забывает о сигарете, которая свешивается во рту, медленно тлея. Алтарь раскалывается на две части, освобождая томившегося в камне Перуна. Тот, небольшого роста, с ног до головы обагрённый кровью, гневно смотрит на агента. Он стучит по земле палицей и агента испепеляет молния, оставив на земле только дымящиеся кроссовки дизайна Гоши Рубчинского. Перун бьёт палицей по земле ещё раз — начинается дождь. Он сдержанно улыбается, надевает кроссовки агента, бережно собирает алтарь обратно и возносится в небо.

Трудно быть богом (в Киеве) (#24а)

Ушедшим богам не стоит возвращаться. Перун знал бы это, читай он Нила Геймана. Но когда ты заточён в языческом алтаре прихвостнями Владимира Красное Солнышко — тебе не до книг.

Так что обретя свободу, Перун составил себе таск-лист на ближайшее время. Эти вещи он должен был выполнить прежде, чем начнёт вникать в текущее положение дел в великом граде. Пункт первый — наесться до отвала поричками. Пункт второй — впиться зубами в сочный бок свежеубитого борова. Пункт третий — упиться мёдом ставленным, березовицей пьяной, пивом и сбитнем. Пункт четвёртый — выдубить свой идол из Днепра.

Практически сразу планы Перуна терпят крах: за более чем 10 веков город неузнаваемо изменился. Теперь тут не растут привольно порички, не разумеют его речь, не варят знакомые ему мёды, совсем не почитают великих богов, и даже гривна из нашейного украшения превратилась в непонятные клочки пергамента. Но больше всего Перуна расстроило исчезновение рек: гордая судоходная Лыбедь уже не выглядела ни гордой, ни судоходной, а ручей Крещатик, где он любил умыться в лютую яснину, совсем исчез. Не освежился он и в Бессарабском бассейне, который почему-то разделился на две части: улицу Бассейную и рынок Бессарабский.

Огорошенный этим и другими фактами, Перун в буквальном смысле остолбенел и стоял столбом целые сутки. Проходившие мимо киевляне фотографились с древним богом и бросали ему те самые пергаментные гривны, приняв за живую статую. Но на вторые сутки Перун справился с одолевавшей его тугой, поднял странные пергаментные лоскутки, сбросил с себя оцепенение и пошёл выдубывать идол из Днепра.