Книга Не ходите, девки, замуж! - Татьяна Веденская

– А что такое? – изобразила удивление она. – Можно подумать, тебя это не радует.

– Радует? Нет. Хотя должно бы, но не радует. Кать, правда, я просто в ужасе.

– Я тоже.

– Ладно, пей чай, – кивнула я, протянув ей чашку.

Мы разговорились, вспоминая какие-то малозначительные, но такие теплые для нас моменты. Первый школьный прогул, первая моя сигарета. Она тогда не курила, только кашляла и смеялась. Сейчас она курила, кажется, одну сигарету за другой. И кашляла. Я смотрела на нее, слушала ее и улыбалась. Кто бы мог подумать, что за все эти годы я, оказывается, так и не перестала по ней скучать. Как по сиамскому близнецу, с которым тебя разделили хирургическим способом, но ты продолжаешь его ощущать как свою неотъемлемую часть.

– Так что у меня теперь еще и сын. Полгода ему всего, так что спать вообще не могу.

– Двое детей! – ахала я. – Ты же просто героиня.

– Да уж. Мать – героиня, отец – героин. Даже не знаю. Я родила его, потому что думала, что хоть это как-то остановит Сережку. Ты извини уж, я не знаю, может, тебе все это слушать неприятно…

– А знаешь, нет, нормально, – пожала плечами я, перегнувшись, чтобы прикрыть окно. Холодный ветер так и задувал. Кажется, был уже совсем глубокий вечер. Я подумала, что, пожалуй, возьму до дома такси, не хочу ждать маршрутку так поздно.

– Точно?

– Конечно. Прошло уже очень много лет. Сосновский для меня ничего не значит, а ты – его жена. Можно сказать, что ты уже полностью имеешь все права на него. А у меня совсем другая жизнь.

– Значит, ты меня типа того, прощаешь?

– Ну, если это для тебя важно – конечно, – сказала я и сама почувствовала невероятное облегчение. И, вспомнив свое собственное поведение в самом недавнем прошлом, добавила: – Любовь – сложная штука.

– Это да, – неуверенно кивнула Катерина. – И очень неприятная.

– Я слышала, он играет?

– Донесли уже? Да, хорошего мало. Мама его ушла на пенсию, так что дотации с ее стороны срезались. Он же ни черта не умеет работать. Носится из стороны в сторону, все какие-то прожекты, прожекты. Она его пыталась устроить в банк к себе, так он там какие-то аферы с кредитами затеял. Его за руку поймали и выперли. А потом вот это. Мечтает стать миллионером, – горько рассмеялась она. Глаза при этом были грустные-грустные.

– А как твои родители? Мама?

– Развелись. Папа ушел на старости лет, а мама с нами живет. Сидит с внуками.

– Развелись? Зачем? – опешила я.

– Вот и я спрашиваю – зачем? В таком-то возрасте. Ладно бы, я понимаю, у него кто-то был. Знаешь, бес в ребро и все такое. Так нет, просто развелся и ушел. Сказал, что устал нас тянуть. Живет теперь где-то в Бибирево, в комнате. На большее денег не хватило. И что, это разве нормально?

– Все сходят с ума по-своему, – согласилась я. – Главное, нам держаться. Детей поднимать.

– Твоему-то сколько? Это мальчик или кто?

– Или кто? – рассмеялась я. – Да, мальчик. Ванька. Ему третий год идет.

– А ты по-прежнему с этим… Как его хоть зовут? С тем, на «Мерседесе»?

– Владимир? – нахмурилась я. – Нет, я не с ним.

– Разошлись?

– Да мы и не сходились, – пояснила я. И попыталась переменить тему. – Вы когда переезжаете?

– О, это классно, да? – улыбнулась наконец она. Эта тема ее радовала. – Представляешь, нам дают трешку и однушку маме. У нас же как бы разные семьи. Будем в башне около развязки. Она на седьмом этаже, мы на одиннадцатом. Кухня – двенадцать метров, в ванную можно стиральную машину поставить. У меня, знаешь, стиралка стоит в прихожей под вешалкой. Когда стирает – куртки шевелятся. А ты туда же переедешь?

– Не поверишь, я еще не знаю, – улыбнулась я. – Я только сегодня узнала, что нас вообще сносят. Но, видимо, туда же, раз все там. Аркашка тоже про эту башню мне сказал.

– Понятно. Ладно, слушай, мне, наверное, пора. Мать уже, наверное, рвет и мечет. Она ж там одна с нашими спиногрызами.

– У тебя как детей-то зовут? – спросила я. – А то я вообще ничего не знаю о вас.

– Дочь Жанна и сын Никита. А твой – Ваня?

– Мой – Мусяка, – улыбнулась я.

– Да? В честь твоего папаши, что ли? – подняла бровь Катерина.

– Нет, – замотала головой я. Хотя да, получается, что как бы в его честь. Да уж, мой папа – сомнительный герой для подражания. Представляю себе картину: Мусяка взрослый, его собственные дети просят рассказать его о легендарном прадеде, в честь которого он был назван. Он садится за большой круглый стол, откашливается и начинает:

– Да, дети. Ваш прадед был известной личностью на весь микрорайон. Он в былые годы мог четверть выкушать за один раз. И без закуски!

– Ух ты! – восхищаются дети, а мы с Володькой приговариваем, что, мол, сейчас так уже не пьют. Не то пошло время, не те нравы. Сейчас всякие ромы подавай с текилами. Если так пойдет… Я встрепенулась и улыбнулась Катерине.

– Нет, просто имя нравилось.

– Ну что ж… – протянула она, стоя в дверях. – Рада была тебя повидать. На самом деле. Знаешь, я скучала.

– Я тоже.

– Если только можно было бы повернуть время вспять, я бы… а впрочем, чего говорить. Наверное, по другому-то и не получилось бы.

– Ничего, не надо вспоминать, – воодушевленно проговорила я. – Все фигня, не стоят они, мужики, того, чтобы так вот теряться.

– Это да, – согласилась она. – Ну, увидимся? Кстати, а как тебя найти-то? Дай, что ли, мобильник свой. Ты же не здесь живешь, да?

– Не здесь.

– А где? – поинтересовалась она. Я задумалась. Говорить ли ей все? Стоит ли? Что можно понять из пары невразумительных слов, когда нужно рассказать всю жизнь. Особенно если учесть, до какой степени я сама ничего не понимаю в своей жизни. Я пожала плечами и пространно ответила:

– Тут недалеко. Вот мой номер, звони, если что. Просто так звони, поболтаем. А у тебя номер прежний?

– Да.

– Ну-ка подожди! – Я подняла указательный палец вверх и замерла на мгновение. – Сто девяносто семь, сорок один, два нуля?

– Точно! – удовлетворенно кивнула она. – Помнишь. Надо же, а я иногда собственное имя забываю. Ладно, звони. Мобильного у меня сейчас нет, отключен, но ты на всякий случай и этот номер запиши.

– Конечно. – Я записала ее номер, и мы разошлись наконец каждая по своим делам. Я заперла дверь, посмотрела на часы, было около одиннадцати часов. Поздновато, Мусяка, наверное, уже спит. Ну ладно, сейчас поймаю машину и через пять минут буду дома. Я шла и думала, что нужно завтра же после садика пойти в эту управу или куда там надо, узнать насчет квартиры. Надо же, сносят. Удивительно, именно тогда, когда я этого уже и ждать-то перестала. И с Катериной помирилась. Я вспомнила, как я страстно мечтала лично взорвать этот дом, только чтобы не видеть ее. Все ушло, все исчезло, ничего не осталось. Наверно, поэтому нас и сносят сейчас. Все самое лучшее часто случается именно тогда, когда это и не нужно особенно.