Книга «Птицы», «Не позже полуночи» и другие истории - Дафна дю Морье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну хорошо, — сказал я. — Допустим, вам удастся выявить эту самую шестую силу, как вы ее называете. И не только у дочери Януса, но и у всех животных, психически больных детей и в конечном итоге — у всего человечества. Банки будут биться, кастрюли летать, люди — телепатировать друг другу свои мысли и так далее. Но разве это не увеличит, причем стократ, клубок неразрешимых проблем, и разве не закончится это полным хаосом, из которого, как принято думать, все сущее когда-то и вышло?
На сей раз засмеялся Маклин. Дорожка привела нас на край возвышенности, откуда открывался вид на дюны и море. Длинный галечный пляж, казалось, тянулся до самого горизонта — такой же скучный и безликий, как и граничащее с ним болото. Море монотонно гудело, ворочая гальку туда и обратно, туда и обратно. Столько усилий, и никаких перемен — каждый раз морю приходится все начинать заново.
— Да, именно так и будет, — ответил Мак. — Но я отнюдь не сторонник хаоса. В свое время люди придумают, как поставить шестую силу себе на службу. Я же хочу заставить ее работать на человека после того, как тело умирает.
Я выбросил сигарету и посмотрел, как она еще несколько мгновений мерцает на земле, прежде чем превратится в мокрый окурок.
— Ради всего святого, что вы имеете в виду? — спросил я.
Он внимательно смотрел на меня, оценивая мою реакцию. А я не мог понять, кто передо мной — сумасшедший или нет? Он стоял, сутулясь, погруженный в раздумье, похожий в своем широком старом свитере и вельветовых штанах на школьника-переростка. Независимо ни от чего во всей его фигуре было что-то привлекательное.
— Я говорю совершенно серьезно, — ответил Маклин. — Энергия, покидающая тело в момент смерти, — вещь вполне материальная. Подумайте, какие ужасающие потери мы несем на протяжении многих веков: сколько энергии пропадает впустую после смерти, в то время как ее можно было бы использовать на благо человечества. Вы, конечно, знаете, что, по древнейшим верованиям, душа покидает тело через ноздри или рот… В это верили древние греки и сейчас еще верят некоторые африканские племена. Мы с вами в души не верим, мы знаем, что наше сознание умирает вместе с телом. Сознание — но не искра жизни! Жизненная сила продолжает существовать в форме энергии, неуправляемой и — по крайней мере до сего времени — бесполезной. Она везде — над нами и вокруг нас, пока мы тут с вами стоим и беседуем.
Он снова взглянул вверх, на звезды, а я подумал о том, как одинок, должно быть, этот человек, тщетно пытающийся ухватить нечто неосязаемое. Потом припомнил, что у него умерла жена. Тогда понятно: Мак искал в своих теориях спасения и успокоения.
— Боюсь, что на поиск доказательств может уйти вся жизнь, — сказал я ему.
— Нет, — отозвался он. — Не больше пары месяцев. У нас есть еще и «Харон Третий», которого вы пока не видели. У него имеется запоминающее устройство, способное принимать и хранить энергию или, точнее, принимать и сохранять шестую силу в те моменты, когда она доступна.
Он смолк и посмотрел на меня — с любопытством и в то же время задумчиво. Я ждал, что он скажет дальше.
— Предварительная работа завершена, — продолжил Маклин. — Мы готовы к эксперименту, в котором «Хароны» первый и третий выступят совместно. Но в решающий момент мне потребуется помощник, хорошо разбирающийся в обеих машинах. Буду с вами откровенен. Ваш предшественник здесь, в Саксмире, не пожелал с нами работать. Да, у вас был предшественник. Я просил вашего босса в «АЭЛ» не говорить вам об этом, предпочел сообщить лично. Так вот, предыдущий специалист отказался сотрудничать по соображениям этического толка. И я уважаю его выбор.
Я поглядел на него в недоумении: при чем тут этика?
— Он католик, — пояснил Маклин. — Верит в бессмертие души — в то, что после смерти тела душа временно пребывает в чистилище. Поэтому ему претила сама мысль держать жизненную силу в заточении и заставлять ее работать на нас здесь, на бренной земле. А именно в этом, как я вам уже говорил, и состоит моя цель.
Он повернулся к морю спиной и зашагал по тропинке назад. Сборные домики — где, как я предполагал раньше, нам предстояло есть, спать и работать в течение восьми недель, — стояли с неосвещенными окнами. За ними маячила квадратная башня брошенной радарной станции, памятник изобретательскому гению человечества.
— В «АЭЛ» мне сказали, что вы свободны от религиозных предрассудков, — продолжил Маклин. — Мы в Саксмире тоже не из верующих, хотя и преданы идее. Как говорит юный Кен, это все равно что подписать согласие на посмертное использование каких-то своих органов — гла́за, например, или почек. Сам-то он куда решительней нас всех.
Я вдруг отчетливо вспомнил молодого человека за стойкой бара — как он, наливая в стакан апельсиновый сок, назвал себя подопытной морской свинкой.
— В чем состоит роль Кена в этом деле? — насторожился я.
Маклин замедлил шаг и посмотрел на меня в упор.
— У мальчика лейкемия, — ответил он. — Робби считает, что жить ему осталось не больше трех месяцев. Он умрет без боли. У него чрезвычайно сильная воля, и он всем сердцем уверовал в наш эксперимент. Хотя вполне вероятно, что попытка не удастся. Но даже если так, то мы ничем не рискуем: его жизнь все равно закончится. Зато если нас ждет успех…
Мак остановился: казалось, от внезапно нахлынувших чувств у него перехватило дыхание.
— Если нас ждет успех, то понимаете ли вы, что это значит?! — воскликнул он. — Мы наконец разрешим загадку этой невыносимой бессмыслицы всего сущего перед лицом смерти.
Когда я проснулся на следующее утро, за окном сиял великолепный день. Я выглянул в окно спальни и увидел асфальтовую дорогу, ведущую к брошенной радарной башне. Башня возвышалась как страж над пустующими ангарами и грудами ржавого металла возле болот. И тут я бесповоротно решил: уезжаю.
Побрившись и приняв ванну, я отправился на завтрак, твердо настроившись вести себя со всеми приветливо и любезно, а потом попросить Маклина уделить мне пять минут для разговора. Сяду на первый же поезд и, если повезет, уже к часу дня вернусь в Лондон. Если у «АЭЛ» возникнут из-за этого неприятности, то
