Книга Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Британская империя прекратила свое существование столь же случайно и беспорядочно, как начинала. Различные территории приобретали независимость различными путями. Некоторые сражались за свободу, другие сочетали минимум силы и жесткие переговоры, третьи сотрудничали с колониальными властями для достижения упорядоченного перехода власти. Разнообразие было особенно очевидно в Средиземноморье. Великобритания сохранила (и сохраняет до сих пор) Гибралтар, анахронизм и аномалию.

Мальта добилась самоуправления в 1964 г., но только после провала плана политического союза с Соединенным Королевством. Этот план скорее был не британским (поскольку имперская федерация всегда являлась фантазией), а французским или римским «в видении одной республики и общего гражданства»[3515].

Дело Кипра, который стал республикой под руководством президента Макариоса в августе 1960 года, получилось самым странным. Британия поддерживала стремления Турции, чтобы защитить свои имперские позиции. Так она сеяла драконовы зубы от Пафоса до Фамагусты, после чего собирала урожай беспорядков до декабря 1959 г. Но уже в марте 1957 года Макмиллан сделал вывод, что Великобритании на острове «нужен только аэродром». Однако премьер-министр так боялся ответа «тори» на его «продажу Кипра»[3516], что продолжал настаивать на военной победе. По меньшей мере, он хотел иметь какой-то символ своего успеха[3517]. Иными словами, британские силы на острове сражались за престиж.

Футу приходилось спасать лицо. В конечном счете, не Макмиллан, а Караманлис и Мендерес разрубили «кипрский узел»[3518]. Британцев не допустили на греко-турецкие переговоры в Швейцарии. Макмиллан смог заполучить суверенные базы, достаточные для удовлетворения национальной гордости и представить Лондону соглашение в виде триумфа. Но, формируя прошлое острова ему во вред, Британия не получила шанса формировать его будущее во благо. На Кипре, как и в других местах, конфликт сделался наследием империи.

Глава 22

«Вся наша вчерашняя помпезность»
Фолклендские острова и Гонконг

Еще один островной конфликт обеспечил любопытный эпилог истории Британской империи. Парадоксально, что он был вызван продолжающимся желанием правительства в Лондоне отделаться от обременительных зависимых территорий. Процесс обычно облегчался, поскольку колонии страшно желали нового рождения — рождения нации. Но жители Фолклендских островов, 1800 человек британского происхождения, хотели оставаться в безопасной имперской зоне. Кроме всего прочего, они опасались поглощения другим государством — Аргентиной.

Южноамериканская страна располагалась всего в трехстах милях. Она давно претендовала на власть над островами, которые по-испански назывались Мальвинскими, а также на их ледяные пустые спутники — Южную Георгию, Южный Туле, а также Шэг-Рокс и Кларк-Роке.

Кто открыл Фолклендские острова и кому они принадлежат, оставалось предметом споров со времен Тюдоров. Британия едва не вступила в войну с Испанией из-за них в 1770 г., когда Адмиралтейство придерживалось мнения, что острова — это ключ ко всему Тихому океану[3519] (еще один ключ, но на сей раз — на удалении от предполагаемого держателя). Доктор Джонсон разоблачал ошибку такого конфликта в лапидарной прозе, которая все еще была актуальной два века спустя. «Рубикон был облагорожен прохождением Цезаря, — писал он. — Теперь же пришло время, когда своего историка требуют Фолклендские острова».

К сожалению, сказать было нечего, поскольку там ничего не происходило (за исключением случайного появления время от времени странствующих навигаторов, которые проходили мимо них в поисках лучших мест обитания). Здесь, в холодном океане, прилегающем к Огненной Земле, царило «холодное, унылое и мрачное одиночество… Люди словно оттолкнули от себя эти острова, штормовые зимой и голые летом, которые даже южные дикари не удостоили своим обитанием. Гарнизон тут живет в таких условиях, что завидует ссыльным в Сибири. Тратиться на острова придется постоянно, а использовать — только время от времени»[3520].

Джонсон преувеличивал проблемы. Климат Фолклендских островов — умеренный. Для постоянного проживания британцы появились здесь в 1833 г. Острова обеспечивали рабочие места небольшой колонии пастухов и так называемых «келперов» — собирателей морских водорослей. Порт-Стэнли доказал свою значимость в качестве заправочной угольной гавани до победоносного морского сражения адмирала Стёрли в декабре 1914 г. Однако протесты «Великого Хана Литературы» Джонсона звенели на протяжении веков, они эхом отдавались в коридорах Уайт-холла и залах Вестминстера. Не было смысла сражаться, чтобы стать неоспоримыми властителями и хозяевами дикой местности, разрываемой бурями.

Определенно к 1960-м гг. Лондон разочаровался в этой южноамериканской реликвии империи. Она не имела никакой стратегической ценности, но имелись политические обязательства. Острова обладали слабыми экономическими перспективами. Они очень бедны. Самым большим источником дохода Фолклендских островов после полумиллиона овец, которые паслись на лишенной деревьев кочковатой торфяной почве, являлись почтовые марки. Правительственная типография представляла собой работающий музей.

Другие организации, необходимые для обеспечения комфортной жизни, отсутствовали. Как в отчаянии воскликнул один губернатор, «не было ни банкира, ни адвоката, ни бухгалтера, ни агента по недвижимости, ни сапожника, ни бакалейщика, ни химчистки, ни парикмахера, ни автослесаря, ни каменщика, ни строителя, ни гробовщика. Кто работает на островах?!»[3521]

Ответ заключается в том, что островитяне едва ли работали вообще. Как говорил Джонсон, у них не было ресурсов, чтобы стать независимыми, но требовалась постоянная поддержка метрополии. Однако метрополия не торопилась инвестировать и субсидировать фолклендцев.

Коммуникации оказались особенно дороги. На острове имелся крошечный аэродром и только семь миль дорог. Британцы мало верили в коммерческую жилку или дух первопроходцев у островитян. В любом случае большинство из них работали на «Фолклендскую компанию», которой принадлежала половина земли. Она и вела на островах большую часть дел. Как написал один английский путешественник, которому действительно понравились жители острова, за пугающе малым исключением рабочая сила представляет собой «сборище пьяниц, нездоровых, аморальных и наглых деклассированных личностей, сознательно поставивших себя вне общества»[3522]. Как сказал другой путешественник, Фолклендские острова могут создать впечатление романтического одиночества.