Книга Око Озириса - Ричард Остин Фримен

– Нет, нисколько, – заверила мисс Беллингэм. – Мы шли в Британский музей и завернули сюда по пути.

– Надо же! – удивился мистер Джеллико. – Так ведь и я иду в музей к доктору Норбери. Неужели это тоже совпадение?

– Конечно, – лукаво улыбнулась мисс Беллингэм. – Может, пойдем вместе?

Мы вернулись на улицу, и в отместку за нежелательное общество старого адвоката я завел разговор на неприятную ему тему:

– Мистер Джеллико, а ваш клиент не жаловался на здоровье? Вдруг он умер скоропостижно?

Адвокат насторожился и подозрительно взглянул на меня:

– Почему вас, доктор, так волнуют здоровье и дела мистера Джона Беллингэма?

– Профессиональный интерес, я ведь занимаюсь медициной. Но главное то, что мисс Беллингэм и ее отец – мои друзья, мне не безразлично…

– Я понял, – прервал он меня, – однако при чем тут здоровье моего клиента?

– Как же? – изобразил я удивление. – Если он страдал аневризмой, атеросклерозом или другим заболеванием, при котором возможна внезапная смерть, этот факт надо учитывать при решении вопроса: жив завещатель или умер?

– Вы правы, – потупился Джеллико, – я несведущ в болезнях, ведь я – юрист, а не лечащий врач Джона Беллингэма. Состояние здоровья клиента вне моей компетенции. Мистер Джон производил впечатление здорового человека. Таково мое неавторитетное мнение, которое я озвучил на судебном заседании. Больше мне добавить нечего.

– Если это столь важно, – вмешалась мисс Беллингэм, – почему на слушания не пригласили дядиного врача? Он представил бы полную информацию. Мне лично дядя казался крепким, сильным и выносливым. Организм у него имел хороший запас прочности. Не случайно дядя так скоро поправился после несчастного случая.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее, – попросил я Руфь.

– Отец ведь, кажется, говорил вам? Дядя сорвался с высокой скалы и повредил левую ногу. Какой-то сложный перелом… Забыла название.

– Перелом Потта?

– Вот-вот. Кроме того, он разбил оба колена. Сэр Морган Беннет срочно прооперировал его, иначе дядя остался бы калекой на всю жизнь. Представьте себе, недели через три дядя поправился, правда, прихрамывал.

– Он поднимался по ступенькам?

– Легко! Мало того, он играл в гольф и катался на велосипеде.

– Так у него травма надколенников? Это опасная патология.

– Не то слово! По мнению сэра Моргана, редкий случай в медицинской практике, когда подобная операция помогла пациенту; доктор гордился своим искусством, а дядя не знал, как его отблагодарить.

По-видимому, мистеру Джеллико надоело слушать о болезнях, и он переменил тему, спросив:

– Вы идете в египетский отдел?

– Нет, – ответила мисс Беллингэм. – Сегодня мы осмотрим глиняную утварь ХVII века.

Джеллико пустился в пространные комментарии, поражая нас своей исторической эрудицией. Рассказывал он живо и интересно, без схоластики и занудства, и Руфь слушала с любопытством. Наконец мы вошли в здание музея, проследовали мимо крылатых быков из Ниневии и огромных античных статуй и поднялись к египетским мумиям, где когда-то между мной и мисс Беллингэм вспыхнула симпатия, положившая начало нашей дружбе.

– Прежде чем откланяться, – сказал Джеллико, – позвольте показать вам мумию, которую мой друг Джон пожертвовал музею незадолго до своего исчезновения. Факт, вроде бы, обыкновенный, но кто знает? Вдруг он, как нить Ариадны, выведет нас из темного лабиринта к какому-нибудь светлому и разумному объяснению?

Мы приблизились к стеклянной витрине, остановились, и Джеллико устремил на мумию в футляре почти любовный взгляд знатока и истинного ценителя.

– Вы заметили, – обратился он к мисс Беллингэм, – что на мумию нанесен слой смолы?

– Да, – кивнула она, – это портит эстетическое впечатление.

– Зато дает пищу разуму. Главное украшение и надпись не затронуты темным смолистым составом, а между тем именно эти места, с точки зрения древних египтян, нуждаются в предохранении. А вот ноги и спина, где, вероятно, не было надписей, вымазаны смолой так густо, что покрылись коркой.

Он поправил очки, прильнул к стеклу и стал внимательно рассматривать футляр.

– Как доктор Норбери трактует этот феномен? – спросила мисс Беллингэм.

– Считает его загадочным, как и я. Надеется, что когда директор египетского отдела вернется из Гелиополя, то все разъяснит, – у этого ученого колоссальные познания и огромный опыт, в том числе практический: он регулярно участвует в раскопках. Впрочем, извините, господа, мне пора, я и так отнял у вас много времени.

Лицо Джеллико приняло прежнее холодно-отстраненное выражение, он пожал нам руки, манерно поклонился и зашагал к кабинету Норбери.

– До чего странный субъект! – сказала Руфь, когда Джеллико скрылся за дверью. – Именно субъект или существо, я не могу заставить себя думать о нем как о человеке. Я никогда не встречала таких типажей.

– Темная фигура, – скорчил я гримасу.

– Он до того бесчувствен и далек от всего окружающего, словно выполняет на земле миссию стороннего наблюдателя; по-моему, жизнь ему вообще не нужна, он в ней не участвует.

– Однако он оживает, когда речь заходит о египетских древностях.

– Оживает, но становится не человеком, а механизмом, начиненным информацией, усовершенствованной машиной, олицетворяющей науку.

Мы не заметили, как подошли к саркофагу с портретом Артемидора, и моя спутница воззрилась на своего кумира с нескрываемым обожанием. Я, в свою очередь, залюбовался ее красивым нежным лицом, выразительными серыми глазами и только сейчас заметил, как она изменилась со времени нашей первой встречи. Она точно помолодела, стала мягче и милее. Раньше она казалась мне женщиной старше меня, грустной, усталой, холодной и неприступной, а теперь это была кроткая молодая девушка, по-прежнему серьезная, но грациозная и привлекательная. Неужели наша дружба повлияла на Руфь так благотворно? При этой мысли сердце мое сильно забилось. Мне захотелось признаться девушке в своей безграничной любви, чтобы строить радужные планы совместного будущего, но я застеснялся, стряхнул с себя сладостное оцепенение и спросил:

– О чем вы так задумались, прекрасная леди?

Она обернулась, одарив меня сияющим взглядом и обворожительной улыбкой:

– Я размышляла, не ревнует ли меня Артемидор к моему новому другу? Боже, что за глупости, я веду себя, как ребенок! – И она засмеялась тихим счастливым смехом.

– Какой же повод для ревности?

– Ну, видите ли, прежде нас было только двое: я и он. Я ведь никогда не имела друга-мужчину, да и вообще никаких друзей, кроме отца. С тех пор как начались наши бедствия, я осталась одна. Вообще-то я не слишком общительна, но все-таки еще молода, и я не какой-нибудь там ученый сухарь. Так вот я часто приходила сюда, смотрела на Артемидора, витала в облаках и воображала, будто он понимает, как грустна моя жизнь, и сострадает мне. Наверное, смешно, но мне делалось легче.