Книга Веста - Вероника Мелан

А вот нож было жалко – все утро Кей злился. Чувствовал себя то полным лохом, которого зачем-то провели Информаторы, то нерадивым новобранцем, толком не разобравшим приказа. Тетка в комиссионке накануне хапала добро жадно, как голодный спрут: нож, фонарь, палатку, навигатор. Не почуралась даже забрать пистолеты. Дала за все смешную цену – он согласился и сгреб выплату лишь ради того, чтобы избежать вопросов. Выручку, скрипя зубами, сунул нищему – на этот раз другому, не пьяному, но воняющему мочой.

И после спал, как бездомный.

К утру продрог и ничуть не выспался. Болела шея; хотелось жрать.

Ел он, ощущая себя вором, в магазинах – там, где выставляли на прилавок «сэмплеры» – резаные ломтики сыра, хлеба, колбасы. Пихал в рот по несколько штук разом, выбрасывал зубочистки, запивал дармовым морсом, стоящим там же для вкусовой пробы. Шел к следующей лавке.

И каждый раз набирал решетку в каждом встреченном телефоне-автомате. Чтобы, сжав от злости челюсти, выслушать тишину.

Информаторы, которых он хотел спросить «какого черта?!», не отвечали.

Развели по полной…

«Или нет?» – сомневался спустя какое-то время. Не все отдал? Но осталась несущественная малость: запасная пара носок в рюкзаке, чистые трусы, кусок мыла, зубная паста и щетка. Собственно, сам рюкзак. Разве он имеет ценность?

Мочился Кей, как пьяница, страдающий недержанием, в кусты; пил, когда мучила жажда, из парковых фонтанчиков.

Хоть от обезвоживания не сдохнет. А вот от голода… Или быстрее от ярости?

К пяти вечера он, порвав на куски сердце, снес в ломбард любимые наручные часы и железное кольцо с безымянного пальца, не имеющее ювелирной ценности, но прошедшее с ним войну. Едва не зарычал, когда понял, что спать опять придется на лавке, потому что чертов портал, как не открывался, так и не думал открываться. Ни намека на изменения. Ни подсказки, ни совета от мироздания – ничего. Для прохожих Кей оставался невидимкой – тем самым человеком, чья одежда скоро окончательно покроется пылью, а ноги и руки начнут невыносимо чадить.

Черт! Что еще он не отдал? Запасные трусы? Смешно! Ботинки с ног? Но это уже последняя стадия – он не герой религиозного талмуда, чтобы топтать землю босиком. Ах да, вспомнил про висящий на шее военный жетон – обменял на черствую вчерашнюю булку у продавца с тележкой, который цепочкой заинтересовался.

Дальше что? Семь вечера, голод, близится ночь…

И адреса сослуживцев, как назло, остались в телефонном справочнике. В голове сохранился один – Тру Бринмора, товарища, как-то занявшего у него пару сотен баксов.

Кей отправился к нему в гости не из-за невозвращенного долга, а потому что этой ночью он хотел спать на кровати. И еще жрать. Но еще больше, чем спать и жрать, он хотел позвонить Информаторам.

Тру принял неохотно, но принял. Смутился, что так и не вернул деньги, пытался что-то объяснять, говорил, «понимаешь, семья, кредиты, постоянные звонки из банков…» Когда уловил, что Кей не за долгом, позвал внутрь. Долго ссорился за стенкой с ворчливой сожительницей; согрел другу макароны, бросил в тарелку пару сосисок, а на Кея хмурый и виноватый взгляд. Пожал плечами – мол, чем богаты. Спать постелил на раскладушке в маленькой захламленной комнате, а перед этим указал на старенький телефонный аппарат, стоящий на тумбе в коридоре:

– Ты хотел позвонить. Вот…

После, обутый в разношенные тапки и одетый в застиранный, когда-то украденный из отеля тонкий махровый белый халат, скрылся в собственной спальне, чтобы вновь тут же начать браниться с «женой».

Ну и жизнь…

Однако, чужая душа – потемки, и сейчас она интересовала Кея в последнюю очередь. Товарищ помог с главным – едой, ночлегом и телефоном.

В очередной раз нажимал решетку Кей с сжатыми от злости зубами. Когда услышал долгожданное «Алло?», спросил без обиняков:

– Где Портал? Вы обещали…

– Мы ничего не обещали, мистер Джеронимо. Мы указали путь. Но Вы, очевидно, готовы отдать не все.

И короткие, бьющие по нервам, равнодушные гудки.

Трубку Кей не разбил о тумбу лишь из уважения к другу. Долго тяжело дышал, силясь обуздать слепящий гнев, кое-как выдохнул, понял, что до сих пор трещит в руках задушенный пластик.

После заставил себя отправиться в ванную – перед сном желал помыться и почистить зубы, не терпел, когда пахли причиндалы. И если все продолжится так, как идет сейчас, чистоплотным ему удастся пробыть недолго.

* * *

Терран. Катлан.

Веста.

(Efisio Cross – Lettre À Élise)

Тесто во всех домах месили с самого утра. Повод – сватовство Гриня к Эльне. Быть еще одному празднику, быть еще одной паре.

– Дочь, не расстраивайся…

Мама катала рядом по присыпанному мукой столу мягкий бледный шарик – основу будущего ягодного пирога, – я же замешивала другое – на вареники.

И морщины на моем лбу, проступившие от напряженной умственной деятельности, она приняла за скрытую обиду.

На самом деле меня тревожило другое – сегодня последний день действия провидческого дара. Я должна успеть…

«– Варви, пожалуйста, отправь меня в иной мир через дверь… Варви, ты мне ничего не говорила, слышишь? Я сама ее нашла…»

Варви, помоги…

Варви, отвори Портал…

Варви, забрось меня туда же, куда и Агапа…

Она каждый раз соглашалась.

И каждый раз умирала, не проходило и десяти минут.

Почему? Ведь я поясняла, что сама нашла дверь, – она молчала! Почему?

От раздражения я месила тесто вдвое агрессивнее обычного – звенело от резких движений по столу дно миски.

«Мягче, мягче», – безмолвно просила мать, а мне не до того.

Неужели Комиссионеры дали добро на перемещение Агапа, но не других «гостей»? Тогда ее смерть, если не оправдана, то хотя бы понятна. Я прокрутила в голове десятки, сотни различных диалогов, а результат один – смерть старухи. Нет, этот вариант мне не подходит, Варви не заслужила скорой кончины, и уж точно не за то, что помогла мне. Нет, нет и нет…

Что же делать?

Я представляла, как нахожу в лесу дверь самостоятельно, пытаюсь пройти сквозь, но портал не пускает – неактивен. А как вызвать панель активации – не знаю, забыла. Я и с одной стороны к проходу, и с другой – тщетно. После стала мучить в воображении Агапа:

«Дед Агап, расскажи, как открыть коридор, научи, ведь сам ходишь…»

И всякий раз он так пугался этого разговора, что хватался за сердце и бежал прочь, приговаривая «ничёво не знаю, не знаю, уйди…»

Ничёво.

– Ну почему?! – не удержалась и прорычала я вслух.