Книга Теневой меч - Гай Хейли

— Раз, — крикнул он, с шипением послав плеть в воздух.

С обманчиво легким хлопком она поцеловала обнаженную спину Голлфа. Когда возвратилась назад, на песок брызнула тонкая струйка крови. Морщинки вокруг глаз Голлфа стали единственным проявлением его боли.

— Два, — сказал миротворец.

Плеть запела снова. Голлф уставился прямо перед собой и выплюнул мундштук.

Экипаж «Чести Кортейна» встал по стойке «смирно», мрачно наблюдая за наказанием. Движение рядом с Банником заставило его обернуться. Возле него возник Карлок Шоам.

— Где, во имя Трона, тебя носило, Шоам?

Шоам в ответ пожал плечами. Его униформа была растрепана и увешана неуставными дополнениями, а лицо было измазано маслом. В отличие от остальных, он не воспользовался передышкой в бою, чтобы привести себя в порядок.

— Занимался делами, начальник. Доделывал работу за приятелями. — От него исходил тошнотворный, приторный запах, в котором Банник узнал нитрохимический наркотик.

Банник обвел взглядом собравшихся атраксийцев-пехотинцев. Их преступление сочли более тяжелым, поэтому каждого приговорили к десяти плетям. Однако их заводиле удалось скрыться.

— Атраксиец. Лейтенант Празекс. Жалко, что его не накажут с маленьким Голлфом, — отозвался Шоам. Он говорил очень тихо, едва шевеля губами.

— Ты знаешь, кто затеял драку? — спросил Банник, неотрывно смотря вперед. — Тебя ведь там не было.

— Если человек очень хочет, он может узнать что угодно. Это было несложно.

— Шоам, ты знаешь, где Празекс?

Шоам искоса посмотрел на Банника воспаленными глазами.

— Откуда мне знать?

— Его искали весь день. И не нашли, — ответил Банник.

— И не найдут, ведь такие люди знают, что им светит петля, — сказал Шоам. — Какая жалость. Когда он полез к моему экипажу, он полез ко мне. Я мог сделать с ним такое, что он бы пожалел, что вообще на свет родился. Эти атраксийцы такие высокомерные. Они говорят, что все они одинаковы, и поэтому думают, будто лучше остальных. Какая ирония. Когда ты в грязи и крови, ты не лучше любого савларца.

— Что ты с ним сделал?

— А почему ты интересуешься? Ты меня в чем-то обвиняешь? Убийство — это тяжелое преступление. За него полагается смертный приговор, разве нет?

— Они будут искать убийцу, — заметил Банник.

— Будут. И не найдут. Это же зона военных действий.

— Ты мог найти его, — сказал Банник.

— Может быть. Как я сказал, если очень захотеть, можно найти все, что угодно.

— Ты убил его?

Шоам уставился на Голлфа.

— Я не потерплю убийства! — прошипел Банник.

— Все мы убийцы. Только не говори, что ты не такой, начальник. Только не говори, что в жизни никого не убивал.

Челюсть Банника напряглась.

— Двадцать шесть! — крикнул миротворец.

Плеть зашипела в воздухе. С розовой кожи Голлфа сочились пот и кровь, однако он не издавал ни звука.

— Но некоторые убийцы становятся героями, — произнес Шоам. — Наибольшая честь для таких людей, а, командир? Лучше стоять за ними и слушаться их. Никогда же не знаешь, когда может пригодиться их помощь.

Банник не ответил, и они оба стояли в молчании, пока на спину Голлфа не обрушился последний удар.

— Наказание завершено. Экипаж «Чести Кортейна» выплатил долг. — Шолана махнул рукой.

К Голлфу подбежали люди и отвязали запястья. Шоам оставался рядом с Банником, наблюдая за происходящим мертвыми, красными глазами. Голлф сделал шаг и пошатнулся. Семь пар рук осторожно подхватили его. Мегген и Васкиген взяли его под руки. Остальные дали ему воду, промыли раны и приготовили бинты. Волоча между собой осевшего Голлфа, они двинулись прочь с площади.

— Позовите медика! — бросил Мегген.

Эппералиант кинулся к палаткам хирургов.

Шоам лениво отдал честь Баннику и вразвалку направился следом за ними.

— Свидимся, сэр, — на прощание сказал он.

Банник остался стоять. Это был миг его людей, не его. Пусть наказание Голлфа скрепит узы между ними. Мысль показалась бездушной даже ему самому, но из этой неудачи можно извлечь выгоду.

Голлф возвратится в танк героем. Какие бы остаточные предрассудки не оставались по отношению к нему, они исчезнут. Голлф уже показал себя хорошим заряжающим, а теперь он доказал, что отличный боец, готовый на самопожертвование ради своих товарищей.

Когда первого атраксийца привязали для порки, Банник невольно почувствовал, как на смену отвращению из-за наказания Голлфа пришло удовлетворение. Разношерстный экипаж, вызывавший у него столько опасений, становился действительно сплоченным коллективом, какой и требовался для эффективного управления «Гибельным клинком». Возможно, в том, что Адептус Механикус позволяли танку самому избирать экипаж, имелся особый смысл. Его переполняла смесь чувств: вина за то, что сомневался в намерениях Императора-Омниссии, выраженных «Честью Кортейна»; вина за превращение незаслуженной кары Голлфа себе в преимущество; облегчение из-за того, что все закончилось; мрачное удовлетворение совершенным Шоамом убийством. Он понял, что ничем не отличается от парагонской знати, плетущей интриги ради укрепления власти, и был даже хуже их, ведь, чтобы осознать это, ему потребовалось больше времени.

Атраксиец жалобно застонал при первом же ударе. Банник покинул принципию.

Пока он шагал по виа Принципалис к порта Декстра, его догнал посыльный.

— Заслуженный лейтенант Банник! У меня приказы от генерала Ло Веркеригена. — Он отдал честь и протянул запечатанный тубус с приказом.

Банник сорвал металлическую пломбу и вынул бумажку. Быстро прочел ее. Оборона планеты рассыпалась, но вне столицы, Очага Магора, оставалось множество изолированных карманов сопротивления, с которыми требовалось разобраться. Их роту перебрасывали на север. Он сложил приказ и вернул тубус посыльному.

— Сообщи, что приказ принят, — сказал Банник.

Глава 11

Опасное предложение

Дворец имперского губернатора,

Очаг Магора

Гератомро

085398.М41

Достейн был планетарным губернатором, повелителем всего, что видел вокруг себя. Лорды и леди Гератомро склоняли головы и падали перед ним ниц.

— Лорд Достейн! Спаситель Гератомро! Лорд Достейн Великий! — кричал герольд. Никогда прежде человек не излучал столько искренности в своих славословиях.

Достейн гордо вздернул подбородок. Не три, которыми он обладал на самом деле, но квадратную челюсть на прекрасном лице. Лицо по-прежнему принадлежало ему, но было идеализированным, измененным, улучшенным. Лицо на голове, полной безумных идей, голове на теле, бугрившемся мышцами под приятной прослойкой жирка. Нос наполнялся пьянящим ароматом духов. Его преисполняло чувство власти. Он был полон уверенности. Никто не мог перечить его суждению, любые аргументы умирали у людей на устах. Он был несравненным, невероятно умным. Выставленные вдоль Зала Магора столы ломились от невообразимо роскошного пиршества. Вокруг него собрались его двадцать жен, самые прекрасные женщины со всей планеты, и они с обожанием глядели на него. Главной среди них была Поллейн, любимая, любимая Поллейн. Она поднесла ему наполненный до краев кубок с пурпурным вином. Он отпил и улыбнулся ей. Она застенчиво опустила голову. Не существовало чего-либо, чего бы они не сделали ради него, преклонение, которым он сполна пользовался каждую ночь.