Книга Последние дни Нового Парижа - Чайна Мьевилль

Демоническое существо, сотворенное наукой и демонологией, чтобы повиноваться, и не выполнившее этого предназначения, адское воплощение вторжения, поднимает лицо и издает низкий глухой рев.

А потом одним жутким движением разрывает изысканный труп на части.

Взрыв энергии, колоссальный выброс. Все вокруг содрогается. Компоненты манифа разлетаются по сторонам. Двигатели визжат.

Когда в голове у Тибо проясняется, он смотрит на демона и видит, как тот обсасывает разодранную шею манифа. Лижет сломанные детали там, где разорвал изысканный труп. Тибо настигает приступ рвоты. Демон лакает кровь.

Они создали манифофага. «Это все энергия, – понимает Тибо. – Они приносили манифов в жертву и подпитывали этот секретный канал, держа его открытым, пользовались адской плотью, чтобы сотворить это. Тварь, которая питается искусством».

План «Рот» швыряет голову изысканного трупа в одну сторону, его человеческие ноги – в другую.

Сэм зовет Тибо. Она сражается с Алешем. Партизан бредет к ней, шатаясь. Поднимает винтовку, но не может выстрелить в епископа – боится попасть в девушку. Они дерутся в пыли, вблизи от датчиков и циферблатов. Тибо чувствует дрожь от танковых гусениц. План «Рот» приближается.

Он видит, как Сэм протыкает Алеша заостренной ногой треножника. Епископ кричит и бьется в конвульсиях. Она швыряет его на пол, падает рядом на колени и снова пускает в ход свое оружие. Он стонет. Она что-то кричит в камеру, торчащую из его тела.

«Это еще и радио, настроенное на канал загробной жизни?»

Она тянется к нацистской машине и жмет какие-то кнопки.

План «Рот» огромными руками помогает себе продвигаться, на его великанском лице – улыбка. Ствол орудия торчит из груди.

Пока демон приближается, Сэм продолжает давить на кнопки, повторяя быструю последовательность раз за разом – и внезапно раздается треск помех.

– Здесь! – кричит Сэм по-английски. – Открыто! Это здесь!

План «Рот» будет бесчинствовать в Париже. Он сожрет парижских манифов и станет сильнее.

Демон вскидывает руки, и Сэм опять кричит в камеру. Комната грохочет.

План «Рот» смотрит вниз.

Басовитый рев нарастает. Он становится громче и выше, подымается вместе с доплеровским сдвигом. Из-под пола раздается такой звук, как будто где-то там, внизу, в лабиринте огромных пещер и туннелей, летит на полной скорости самолет; звук делается все громче и громче, становится невыносимым, Тибо и Сэм зажимают уши ладонями и видят, что План «Рот» делает то же самое с выражением муки на лице, а потом Тибо чувствует, как у него все дрожит внутри, а потом что-то устремляется вверх, к свету.

Пол взрывается.

Все содрогается. Тибо отбрасывает назад в облаке каменной крошки.

Бомбардировка. Атака из-под земли. Тибо успевает заметить взрыв и пламя, бьющее сквозь землю, столб огня, который охватывает танкового кентавра, поглощает его, и пламя ревет, и План «Рот» тоже ревет, не понимая, что вызывает такие муки, а потом замирает. Разгорающийся пожар тоже останавливается. Наступает мгновение полной неподвижности.

И на глазах у Тибо все очень быстро повторяется в обратном порядке, как будто кто-то перематывает пленку, и огонь засасывает под землю. Он со свистом возвращается в новую расщелину. Забирая с собой танкоподобного демона, забирая его в бездонную пропасть, не оставив ни следа. План «Рот» проваливается в самую глубокую из ям.

Долгое время Тибо лежит и кашляет. На дне огромного кратера плещется тьма. Не видно ни танка, ни остатков танка, ни великанского торса. Тибо встает.

Снова раздается дробный перестук, тихий, трескучий взрыв в каком-то помещении неподалеку, и он пригибается. Но ничего не происходит, и Тибо опять выпрямляется во весь рост.

– Я достучалась до них, – шепчет Сэм. У Тибо звенит в ушах, но он ее слышит. – Тут была приоткрытая дверца. Я ее распахнула. – Благодаря энергии жертвоприношения. Благодаря тому, что она сделала с Алешем. – Они обязаны были сюда явиться. Ради этой… твари.

Она прислоняется к стене. Из машины вырываются искры. Несколько ученых еще живы и шевелятся, ползают в пыли.

– Это, – орет на них Сэм, – уж точно ни в какие гребаные договоры не вписывается!

– Ты сказала, они… твое начальство… не могут вмешиваться, – говорит Тибо. – Или не станут.

– Тут был барьер. Ты видел, что делали священники, пока маниф их не… остановил. А мое начальство хотело избежать конфронтации. Но я прорвалась. И они не могли закрыть глаза на такое. Это серьезный дипломатический инцидент.

В ответ на это Тибо долго смеется, и его рана болит. Даже Сэм улыбается.

Они бредут через разгромленное помещение, спотыкаясь, пока еще живые немцы отползают от них прочь. Когда перед Тибо оказывается голова изысканного трупа, он, поколебавшись, поднимает ее.

Она вполовину больше его собственной, но мягкая и легкая, как папье-маше. Ее глаза движутся в орбитах, с печалью глядят на него. Наверное, последний проблеск жизни. Поезд в бороде тихонько пыхтит. Гусеница не шевелится.

Они выходят в коридор и в самом его конце обнаруживают клетку, заполненную ужасными предметами. Куски сельскохозяйственных орудий, гниющая голова слона, листья, теннисные ракетки, пучеглазая рыба, конечности, пистолет, крошечная фигурка, гора кастрюль, глобус.

– Это все части изысканных трупов, – говорит Тибо. Груда мертвых компонентов, могила разорванных на куски манифов. Напротив мрачной находки – еще одна огромная машина, какой-то двигатель и койка, как в одиночной камере. От вони разлагающихся сюрреалистических творений желудок Тибо подкатывает к горлу.

– Они собирали то, что заменяет манифам кровь, – говорит Сэм.

Три стены комнаты покрыты хаосом трещин. Четвертая выглядит совершенно ровной, безупречной, неестественно аккуратной. Она оклеена обоями, и стекло в ее окне целое.

– Я слышал доносящийся отсюда шум, – говорит Тибо. Он перебирает груду останков стволом винтовки. Потом касается рукой, и мягкая, гниющая материя воплощенных наваждений пачкает его пальцы.

Сэм улыбается, но Тибо не улыбается в ответ. Он думает о погибших товарищах из «Руки с пером». Он глядит на безупречную стену.

– Наверное, ушло много энергии, когда твои боссы взорвали это существо, – говорит Тибо.

– Эту мерзость, – исправляет Сэм.

«Я спас Париж, – внушает Тибо самому себе. Он ведь уничтожил кошмарного демона. – Я спас мир». Внутри у него пустота. Они выходят из здания, и кажется, что солнечные лучи здесь падают как-то иначе, чем в старом городе.

Неужели все? Это и впрямь конец?

– Куда подевались солдаты? – спрашивает Тибо.

Они бредут прочь, шатаясь, и никто не пытается их атаковать. Они напрягают слух: кто-то ведь должен был броситься в погоню? Но никого нет. Тибо и Сэм чувствуют облегчение и, немного сбитые с толку, пытаются сохранять бдительность. Они идут, тяжело ступая, мимо грязных поврежденных зданий с обвалившимися углами. Они не выпускают оружия из рук, пока медленно продвигаются через эти призрачные кварталы, разоренные войной – продвигаются, как внезапно понимает Тибо, обратно к старым арондисманам.