Книга Аэрофобия 7А - Себастьян Фитцек

– Потому что я могу вам помочь, – услышала она за спиной его шепот до того, как успела нажать на зеленую кнопку вызова.

Она оглянулась на него через плечо.

– Вы о чем?

– Фото, которое вы только что показали Сольвейг! – Ливио кивнул на ее сотовый. – Пожалуйста, не вмешивайте полицию, и я скажу вам, кто это и где вы найдете этого таксиста.

Глава 28

Матс

Матс нашел Кайю в зоне ресепшен для пассажиров первого класса на нижнем этаже – первое, что видели состоятельные пассажиры, когда поднимались в самолет по специально выделенному для них трапу. За исключением сводчатых стен, ничего здесь не напоминало о самолете. Все действительно выглядело как ресепшен суперсовременного бутик-отеля с полукруглой кожаной лаунж-мебелью, которая идеально гармонировала с кремовым ковром. И изогнутым торшером, какой ожидаешь увидеть, скорее, в гостиной.

Лобби, находившееся между кабиной пилота и креслами первого класса, в настоящий момент пустовало. Когда Матс спустился по винтовой лестнице, Кайя стояла одна перед перламутровым сервантом и наливала шампанское в бокал на серебряном подносе.

Матс мог бы воспользоваться и стеклянным лифтом рядом с туалетами, который, вероятно, был предназначен для пассажиров с ограниченными возможностями. Среди немногих, которые могли позволить себе трехкомнатную «виллу» на верхнем этаже, наверняка были люди постарше и менее спортивные, чем он.

– Кайя? – тихо позвал Матс, но она так сильно вздрогнула, что пролила немного шампанского. – Простите, я не хотел вас пугать.

Пока не хотел.

Вообще-то он хотел, нет, должен был поговорить с ней о видео Фабера.

Съемка была настолько щекотливой, что даже он был шокирован до глубины души. Все, что он до сих пор знал о Кайе – по крайней мере, думал, что знает, – явилось ему теперь в новом, загадочном свете.

– Ничего страшного. – Кайя неестественно улыбнулась и огляделась.

Матс догадывался, что ее мало интересовало, видел ли кто-нибудь ее неуклюжесть.

Она боялась оставаться с ним наедине.

– Мне распорядиться, чтобы унесли еду и подготовили для вас постель? – спросила она, вытирая поднос тканевой салфеткой.

– Я пришел не из-за этого.

Она наполнила бокал и помотала головой.

– К сожалению, в настоящий момент я не могу лично позаботиться о вас, доктор Крюгер. Но вы не должны утруждаться и спускаться вниз, если вам что-то нужно. На пульте управления есть кнопка вызова. Нажмите на нее, и кто-нибудь из стюардесс немедленно подойдет к вам.

– Мне не нужен кто-нибудь. Я хочу поговорить с вами.

Кайя подняла поднос и, дрожа всем телом, вдруг откинула всякую профессиональную приветливость.

– А я этого не хочу, – отрезала она. – С нашими разговорами покончено. Оставьте меня в покое.

– Не могу, – ответил Матс как можно более спокойно.

Он посмотрел направо – вдоль прохода, ведущего к первому классу, – но не смог разглядеть ничего, кроме бархатной шторы, которая колыхалась словно на ветру. Самолет, слегка раскачиваясь и дергаясь, летел по суровому ночному небу, табло «Пристегните ремни» еще не погасло.

– К тому же я должна попросить вас немедленно занять ваше место. Турбулентность в любой момент может усилиться.

Взгляд Матса стал жестче.

– Вы говорите о самолете? Или о себе?

Кайя поймала его взгляд. Испуганная, потрясенная. Он прочитал в ее глазах, что она задавалась вопросом, тот же ли это человек, которому она когда-то доверилась.

Нет. Я уже другой.

В приглушенном свете торшера ее лицо казалось очень бледным, как будто специально выбеленным. Когда она схватилась за поднос, Матс заметил, что на одном ногте содран лак.

– Мне нехорошо от всего этого. Я не понимаю, доктор Крюгер. У меня такое чувство, что вы намеренно пытаетесь разбередить мои старые раны. В последние годы я все меньше думала об этом. Бывают дни, когда я вообще не вспоминаю случившееся. Но сейчас, всего несколько минут с вами – и в голове у меня снова те картинки.

Бокал с шампанским дрожал на подносе почти синхронно с ее нижней губой.

– Какие картинки? – лукаво спросил Матс, но она не повелась на его трюк.

– Нет, нет, нет. Пожалуйста, прекратите.

Он глубоко вздохнул и сделал вид, что уважает ее желание.

– О’кей, о’кей. Я понимаю. И да, мне очень жаль. Пожалуйста, выслушайте меня. Я больше не буду задавать вопросов и даже не о вас хочу поговорить.

– О чем тогда? – недоверчиво спросила она.

– Позвольте рассказать вам кое-что обо мне. Потому что я точно знаю, как вы себя чувствуете.

– Доктор Крюгер, пожалуйста, я…

Он указал на мягкий уголок, но она не последовала за ним.

– Наверное, вы знаете, что четыре года назад я потерял жену.

– Я читала некролог в «Тагесшпигель». Мои соболезнования. У нее ведь был рак?

– Да. Но умерла она от яда, который выпила.

– Значит, суицид?

Он кивнул:

– Катарина не могла больше выносить боли. Связалась с организациями за границей, которые помогают с эвтаназией, и достала необходимое средство. Все против моей воли.

– Почему вы мне это сейчас рассказываете? – спросила Кайя, косясь на штору. За последние часы с их первого разговора женщина уменьшилась на несколько сантиметров. Плечи поникли. Груз, который лежал на них, согнул и ее позвоночник. – Пассажир ждет свой заказ.

Она попыталась пройти мимо него.

– Всего одну минуту, Кайя. Пожалуйста. Этого достаточно. Между прочим, Катарина хотела от меня того же. Чтобы я был рядом одну последнюю минуту. Последнюю минуту ее жизни, но я не смог. Я не смог вынести, что все то, что я когда-то любил, звезда моей жизни, которая освещала мне путь, умрет и погаснет на моих глазах.

– Понимаю.

Матс чувствовал, как по щекам у него катятся слезы. Неудивительно, до этого он никому так не открывался. Все, что он говорил, было правдой. К сожалению.

– Я до сих пор не могу себя простить. Это было самолюбиво, эгоистично. Как и то, что я сделал после. Самый мерзкий поступок в своей жизни.

– Что это было? – спросила Кайя, и Матс заметил, что это сработало. Он открыл свою душу и завоевал немного утраченного доверия.

Хотелось бы надеяться.

Он заметил и очищающее действие такого разговора. Слишком долго он таскал с собой чувство вины, не в состоянии излечить сам себя. Но как говорил его профессор: «Психология уже потому обречена на неудачу, что мы предпринимаем абсурдную попытку понять наш мозг собственным же мозгом».