Книга Ощепков - Александр Куланов

Фотоаппарат, которым он снимал японские воинские части и, при возможности, секретные документы, Ощепков купил сам, на свои средства. Но в поездках ему понадобился еще и бинокль, с помощью которого он рассчитывал скрытно наблюдать за военными объектами и передвижениями личного состава. Фотоаппарат для киномеханика — признак принадлежности к операторской профессии. Покупать же бинокль в японском Александровске русскому человеку означало самому вызываться на «интервью» в военной жандармерии — кэмпэйтай. Ощепков обратился за помощью во Владивосток, присовокупив эту просьбу к вопросу о главной проблеме — о кинокартинах. Показывать киномеханику было нечего, а следовательно, вся разведработа оказалась под угрозой срыва. Необходимо было ехать за картинами во Владивосток, что могло оказаться довольно опасно и требовало оформления дополнительных документов, а значит, новых, ненужных и опасных проверок японской полицией, или заказать их там. Существовал и намного менее опасный вариант: оформить письменный заказ через подставную фирму и получить фильмы пароходом вместе с очередной почтой. Для этого надо было только подключить командование во Владивостоке, которое должно было создать нормальные условия для легализации своего резидента на Северном Сахалине. Ощепков написал соответствующее донесение и… впервые узнал, что такое советская бюрократия.

Сначала Центр потребовал обосновать разумность просьбы об обеспечении кинофирмы Ощепкова новыми картинами. Это удалось сделать во время очередной встречи со связным. Леонид Бурлаков подписал рапорт начальнику разведотдела 17-го Приморского корпуса, которому теперь подчинялся: «Со слов маршрутного агента Иванова подтверждается необходимость снабжения резидента “Д. Д.” картинами и биноклем цейса для наблюдения за японскими судами. Прошу для пользы дела обратиться от имени Корпуса в Примгубисполком (киносекция ГУБОНО) о выдаче»[159]. Цейсовский бинокль военные нашли, а вот с картинами так ничего и не получилось. Ни в Никольске-Уссурийском (ныне — Уссурийск), где до 1924 года располагался штаб корпуса, ни во Владивостоке новыми кинофильмами с разведчиками никто не поделился. Киносекция губернского отдела народного образования попросту проигнорировала просьбу военной разведки, поставив под вопрос существование советской резидентуры в Александровске и жизнь самого резидента. Справедливо раздраженный таким развитием событий Ощепков попросил связного дать из Николаевска во Владивосток телеграмму из сорока восьми слов открытым текстом:

«16/10 1923 г.

Владивосток. Пушкинская 47. Блюменфельд для Леонида.

Письмо от 28 сентября получил. Зимою без картин оставаться Сахалине не могу, вынужден буду искать службу вне Сахалина. Если дорожите мною качестве представителя Вашей фирмы немедленно высылайте пятнадцать программ картин и аппарат АКМС с генератором противном случае снимаю ответственность. ОЩЕПКОВ»[160].

По сведениям Михаила Лукашева, телеграмма Василия Сергеевича осталась гласом вопиющего коммерсанта в советской бюрократической пустыне. Штаб 17-го корпуса РККА кинокартин ни закупить, ни каким-либо другим способом получить не смог. Ощепков снова купил фильмы за свой счет с помощью остававшегося во Владивостоке и работавшего доцентом в Дальневосточном университете Трофима Юркевича — надо же было как-то помогать родине…

Глава девятая
«ДАВАТЬ НЕКАЧЕСТВЕННЫЕ СВЕДЕНИЯ НЕ МОГУ»

А родина требовала решения новых задач, требовала срочно, не слишком беспокоясь о сообразности ставящихся перед резидентом вопросов, — порой настолько, что, читая сегодня рассекреченные документы, просто дивишься полету фантазии и одновременно некомпетентности руководителей дальневосточной разведки тех лет. То, как Ощепков эти удивительные задачи решал, тоже многое может рассказать и о его собственном характере, и о характере его отношений с новой властью.

Осенью 1923 года Василий Сергеевич доложил Бурлакову о получении долгожданного бинокля и нежданных указаний:

«Уважаемый товарищ “Аркадий”. С пароходом “Олег”, прибывшим сюда на рейд 18 ноября, я получил от Вас коробку с целой печатью и бинокль. В коробке — инструкции, деньги и условия связи с источником. Задачи, выставленные Вами, настолько трудны, что опыта для их решения мне не хватает. К тому же это дело заставляет меня, человека частного, сделаться военным. Для дальнейшей работы по вопросам, приведенным в анкете, заставляет меня взяться за изучение военного японского письменного языка, так как Ваше задание требует знания японской военной терминологии. Книги с пароходом еще не получил. В качестве пособия к переводу японских уставов, если мне их удастся раздобыть, прошу Вас выслать мне наши воинские уставы старой армии и японский устав в переводе, сделанном Блонским в 1900 году. Устав Блонского, правда, устарел, но в смысле терминологии он поможет мне. Работа серьезная, ответственная, и я не против такого дела. Давать же некачественные сведения не могу.

Документы по Вашему списку достать невозможно. Но при случае можно только сфотографировать. Ввиду этого я купил фотоаппарат и изучаю это дело. На Южный Сахалин постараюсь выехать, если к этому не будет препятствий со стороны властей.

Ввиду того, что Ваши документы я не храню, возможно, будут ошибки в некоторых сообщениях или отчетах. В таких случаях прошу своевременно давать новые указания. Д. Д.»[161].

Владимир Лота и Михаил Лукашев частично расшифровывают содержание полученных Ощепковым указаний и требований разведотдела. По их версии, резидент должен был сообщить данные о японской дивизии, дислоцированной в Александровске, включая ее организационную структуру («…установите срочно нумерацию частей японского гарнизона на Северном Сахалине от роты и отдельной команды до армии включительно… Вышлите подробную карту хотя бы на японском языке»), сведения о ее командовании по принципу «всё о каждом», указать точное количество личного состава, данные о вооружении и боевой технике, определить местонахождение штаба, узлов связи и так далее — всего 68 (!) вопросов[162].

Это не просто много, это катастрофически много. Поставить столько задач перед резидентом, не имеющим агентурной сети, фактически означает парализовать его деятельность на несколько месяцев. То, что Ощепков согласился все поставленные задачи решать, говорит о том, что, не исключено, ответы на многие вопросы у него уже были готовы. Характерна при этом аккуратная, но все же оговорка о вероятных ошибках в отчетах из-за невозможности хранить все запросы Центра — мол, всего и не упомнишь, что вы мне понаписали. Но даже это меркнет перед проблемой с переводом на русский язык японских воинских уставов. При всем драматизме ситуации, она заставляет вспомнить современный интернет-мем «Ты ж переводчик!».