Книга Жили два друга - Геннадий Семенихин

Так было задумано на земле, но совсем не так получилось в воздухе…

Двенадцать ИЛов с грозной медлительностью заходили на цель, радуясь чистоте неба. «Где же оно, это сильное противодействие?» – насмешливо подумал Демин, ставя машину в левый крен, чтобы получше рассмотреть цель во время холостого захода. Лес с высоты трехсот метров казался безлюдно-тихим. И вдруг он выплеснул в небо ливень свинца. Показалось, что от островерхих макушек сосен потянулись к самолетам оранжевые, красные и желтые трассы, косо перечеркнув милое, радовавшее глаз небо. Внизу забухали зенитные установки средних и крупных калибров. Неприветливые шапки разрывов стали окружать машины. СПУ донесло взволнованный голос Пчелинцева:

– Командир! Машина Филатова горит!

– Понял! – рявкнул со злостью Демин. – Они выпрыгнули?

– Нет. Падают на лес.

– Проклятие! – выругался Демин и тотчас же окликнул пилота последней замыкающей машины, молоденького, недавно пришедшего в их полк лейтенанта Филатова, окликнул не по коду, а просто, по-человечески, с отчаянием и болью в голосе:

– Ваня как меня слышишь? Сбивай пламя скольжением, пытайся уйти за Вислу.

– Старшой, у меня рули заклинило, – донесся слабый всплеск голоса с горящего самолета. – Теряю высоту… погиба… – И в наушниках смолкло.

А потом печальный голос Пчелинцева уточнил:

– Командир, они упали на лес и взорвались!

– А-а, – простонал Демин, словно пытаясь отмахнуться от горькой вести, как от назойливого видения.

Самолеты заходили на цель, и было уже их одиннадцать, а не двенадцать.

Под обломками двенадцатого лежали тела голубоглазого молоденького летчика Вани Филатова и его девятнадцатилетнего стрелка Жени Ремина. Две расплющенные кабины, два искалеченных мертвых тела, вечером две похоронных, отправленных из штаба по разным адресам, но с одной трагической вестью: ваш сын героически погиб за Родину, освобождая польскую землю от фашистских захватчиков. Печать и подпись начальника штаба.

Но самолетов оставалось одиннадцать, и они уже начали атаку. «Змейка» вытягивалась вдоль железнодорожных составов и, не обращая внимания на зенитный огонь, которым, казалось, было заполнено все небо, приступала к тяжелой и опасной работе и остановить эту работу ничто уже не могло. Самолеты продирались сквозь разрывы, как через степу плотного ливневого дождя. Демин увидел, как свалился в крутое пике самолет Чичико Белашвили и его крылья осветились красными вспышками пулеметно-пушечных очередей. По земле рядом с крышами одного из составов побежали фонтанчики земли, взметнувшейся от разрывов. «Эх, Чичико, Чичико, – усмехнулся про себя не без горечи Демин, – промазал ты начисто». – Маневрируя в зоне огня, Белашвили выводил свой самолет из пикирования, а следом за ним шли в атаку второй, третий, четвертый самолеты. Машина Демина ринулась на станцию по счету девятой. Сбив на лоб очки – он всегда это делал при атаке, – старший лейтенант отдал от себя ручку, и пестрая, полосатая земля с гривой леса, разрезанного сеткой железнодорожных путей, заполнила смотровое окно фонаря. Он прочесал длинной пушечной очередью крыши второго эшелона, но это ни к чему не привело. От вагонов брызгами разлетались щепки, и только. Ни одного языка огня, ни одного взрыва.

– Леня, как легли бомбы? – окликнул он стрелка и услышал в наушниках разочарованный голос:

– С перелетом, командир. Все до одной.

– Ах, дьявол! – Выводя самолет из пикирования, Демин вдруг заметил, что с крыш среднего состава, стиснутого с обеих сторон другими, отчаянно палят пулеметы. Он даже разглядел маленькие черные фигурки фашистских солдат, суетившихся на двух открытых платформах у огневых установок.

– Леня, дай-ка по ним, по тем, что палят с эшелона! – приказал он тотчас же.

«Тринадцатая» вздрогнула оттого, что в задней кабине заработал крупнокалиберный пулемет. Рука Демина уже поднимала машину вверх, чтобы занять свое место в боевом порядке ИЛов, уходивших от непораженной цели. До него донесся рассерженный голос Белашвили:

– Удавы, все домой! Все до единого!

И в эту минуту мысль, острая и безжалостная, огнем обожгла сознание Демина. Как же он не сообразил раньше?! Раз этот центральный состав так хорошо защищен зенитными точками, значит он и есть настоящая цель.

А одиннадцать тяжелых ИЛов, не успевших израсходовать и половины боекомплекта, нелепо уходят с поля боя, как стадо овец, не достигших высокогорного пастбища, спускается назад в долину из-за того, что чабан не нашел торного пути. Если бы это было на земле, он все сумел бы объяснить капитану Белашвили. Но сейчас, в воздухе, пока он думал, его «тринадцатая» успела набрать пятьсот метров высоты и на положенном интервале пристроиться ко второму звену. И вдруг всем своим существом Демин понял, что он никогда себе не простит, что его будет жечь вечный стыд, если он не откликнется на возникшее сию минуту решение. Голос Чичико Белашвили звал его на восток, домой, а голос совести приказывал возвратиться и повторить атаку. И, не выдержав, повинуясь второму голосу, он ошеломил ведущего коротким окриком.

– Чичико, я сейчас! – передал он так, словно бы они оба были на земле и Демин собирался на короткое время отлучиться. – Леня, повнимательнее за задней полусферой, – скомандовал он воздушному стрелку. – Еще заходик сделаем.

– Все понял, – безропотно согласился Пчелинцев, и тогда Демин взволнованным голосом отдал команду летчикам своего звена: – Я – Удав-тринадцать. Повторяем заход. Держитесь с превышением, атакуйте следом за мной. Прием!

– Удав-тринадцать, вас понял, – ответил летчик его звена лейтенант Соловьев, смуглый, всегда небритый крепыш с небольшой лысинкой, которой стыдился.

– Удав-тринадцать, к новому заходу готов, – ответил и второй летчик.

А Удава-пятнадцатого – Вани Филатова уже не было в живых, и он этой атаки не смог поддержать.

До Чичико Белашвили не сразу дошел смысл затеи, предпринятой Деминым.

– Назад, в строй! – с опозданием крикнул командир эскадрильи, прибавив какое-то грузинское ругательство.

Но было уже поздно. Самолет Демина, увлекая за собой два других, резко отклонился от группы и, заложив крутой вираж, скользнул вниз, к цели. Что-то странное происходило в действиях фашистских зенитчиков. Они явно обрадовались тому, что ИЛы развернулись на восток и покидают поле боя. Видимо, преследовать их огнем в этом случае в задачу гитлеровцев не входило. Залпы с земли смолкли. Возвращение же к цели трех штурмовиков привело их в полное замешательство. Такой отчаянности от русских они не ожидали. Нет, русские, по их мнению, воевали в этот день явно не по правилам. Кто бы мог подумать, что от группы, взявшей курс на восток, отколется эта тройка и снова вернется к станции. Зенитчики, успевшие отойти от орудий, были явно ошеломлены. Демин это прекрасно понял, и восторженно-азартный его голос оглушил ведомых:

– Удавы, куй железо, пока горячо! За мной!