Книга Война детей - Илья Штемлер

– Она уехала на базу! – выкрикнула Рюрикова. – За сгущенкой. Марина пожала плечами: она не знала, когда вернется заведующая. Подхватила за руку малышей и ввела в спальню.

– Опоздальщики! – донесся шепот с ближайшей кроватки.

Макаров намерился было что-то ответить, но под строгим взглядом воспитательницы передумал и сердито засопел.

Уложив малышей, Марина села к столу, вытащила из ящика тетрадь дежурств. Обычно она заполняла дневник во время тихого часа, чтобы не оставаться после работы. Она любила эти спокойные два часа.

Марина аккуратно пометила число. В левом столбце, «Происшествия за день», написала: «Миша Кунин развалил кадку с лимонным деревом». В среднем столбце, «Причина», написала: «Бежал как оглашенный за Димой Ступиным». В правом столбце, «Принятые меры»: «Дерево вынесли в кладовку». «Саша Корин пил воду из аквариума. Изображал рыбку. Отведен в медпункт». Что еще? Кончик карандаша застыл над бумагой. Точно размышляя, откуда взялось сероватое расплывчатое пятнышко. И еще одно, рядом, но поменьше. Марина обвела их карандашом, а другой рукой вытерла мокрую щеку. Она не чувствовала слез, просто лист бумаги вдруг начинал расплываться, точно уходил в воду. Хватит, твердила она себе, надо собраться, собраться. Хорошо бы сегодня после работы сходить к отцу – проведать, как они там. Заодно и проверить, в шкафу ли голубое платье со стоячим воротником. На глаза давно не попадалось…

К отцу она была не очень привязана, а после женитьбы его на медсестре и совсем охладела. Не видела неделями, и не тянуло. С самой медсестрой отношения были хорошие. И мальчики ей нравились, дети медсестры. А вот с отцом разладилось. И понимала, что верно отец поступил: не оставаться же одному, да и мать перед операцией наказывала отцу жениться, если что с ней произойдет. Но слишком быстро он сделал это, слишком быстро…

«Зайду сегодня, – решила Марина, – переживает он. Позвоню по телефону, предупрежу». Приняла решение и немного успокоилась…

– Марина Николаевна, а Макаров воздух испортил, – тоненько произнесла ябеда Рюрикова.

– Кто? Я? – Макаров сел, уничтожая Рюрикову взглядом. – Ничего я не портил.

– А кто же еще?! – торжественно воскликнула Рюрикова. – Опять кровать скрипит твоя.

Марина постучала карандашом по столу и подняла голову. Макаров, недовольно ворча, улегся. Кое-кто из малышей спал, но большинство притворялись.

Марина отодвинула дневник и, мягко ступая, вышла в прихожую. Тотчас за прикрытой дверью раздался скрип кровати и шлепанье босых ног.

– Получай! – крикнул Макаров. – Ябеда!

– И про это воспитательнице скажу! – радостно объявила Рюрикова. – Тебе влетит!

– Говори! Зато получила по заслугам.

Босые ноги прошлепали в обратном направлении. В спальне поднялся галдеж.

– Что еще за шум? – не показываясь, прикрикнула Марина.

Дети притихли.

Марина осторожно отошла от двери.

Женщина в кожаном пальто все сидела у кабинета заведующей.

Мальчик наклонился и теребил от скуки шнурки на ботинках.

– Заждались? – произнесла Марина. – А мальчику скучно. Отпустили бы его в игротеку.

– Не пойдет, – ответила женщина, – дикий.

– Пойдешь играть? – Марина присела на корточки перед малышом. – Как тебя зовут?

Мальчик застеснялся и отвел глаза.

– Витей его звать, – проговорила женщина.

– Ничего, привыкнет. Хотите его к нам определить? Поздновато. Обычно к сентябрю набираем.

– Ничего не поделаешь, – вздохнула женщина, – так получилось, – она окинула мальчика беглым взглядом. – Няня его заболела.

Марине показалось, будто ее что-то сковывает.

В коридор вышел Макаров в длинной ночной рубашонке. Заметив Марину, он поджал ногу в болтающейся тапке:

– Я в туалет.

Марина кивнула. Макаров заспешил дальше.

– И я хочу, – вдруг произнес Витя.

Макаров остановился, смерил его взглядом:

– Пошли! Чего стоишь?

Мальчик проворно сполз со скамейки и побежал к Макарову.

– Привыкает, – женщина обернулась к Марине. – Няньку его сбили машиной. Вчера. Насмерть.

Марина откинула со лба волосы и поднялась.

– На… Менделеевской?

– И вам известно? Хорошая была старушка. И Витьку любила. Завтра похороны.

– Когда? – непроизвольно произнесла Марина.

– В пять. Из больницы… Родственников у нее нет. Вот и придется мне с мужем…

Стукнула дверь, и послышался голос заведующей.

Марина пошла обратно в свою группу, пытаясь вспомнить, зачем же она выходила в коридор. Ах да! Позвонить отцу… Алену она увидела из окна. На кирпичной дорожке, ведущей от калитки. Красный мохеровый шарф Алены был закинут на спину. Алена, заметив Марину, помахала ей рукой и чуть было не споткнулась о брошенную посредине дорожки деревянную лошадь.

Алена подняла игрушку и оттащила ее в сторону.

Она отпросилась с работы, чтобы взять билет на самолет. Ее давно хотели послать в командировку – все откладывала. А сегодня явилась к заведующему сектором и потребовала выписать командировку. Всю дорогу до детского сада вспоминала удивленные глаза завсека. Еще она вспоминала утреннюю встречу с отцом. После свидания с Никитой она вернулась домой. Отец собирался на работу. Стоя перед зеркалом, он завязывал галстук.

– В командировку еду. Сегодня. В Харьков, – сообщила с порога Алена.

– Далеко не уедешь, – после долгой паузы ответил отец. – Полагаю, ночи вполне было достаточно для решения… Не исключено, что твой приятель уже, как говорится, под колпаком.

Алена вытащила записку Никиты и протянула отцу.

Приблизившись к окну, Сергей Павлович внимательно прочел записку.

– В каких ты отношениях с ним? – смуглые пальцы отца теребили записку. – Ему можно доверять, этому Киту?

– Он мой старый товарищ, друг.

– Ладно. Спрячь понадежней, – вздохнул Сергей Павлович, возвращая листочек. – Этот Кит, видно, благородный человек. И весьма сообразительный…

Алена все-таки вернулась и подхватила деревянную лошадь. «Довольно тяжелая штука. Как это дети с ней справляются?» – подумала она.

– Да оставь ты ее! – крикнула Марина в приоткрытую форточку. – Сейчас спущусь, подожди.

В дальнем углу двора висела на цепях скамейка-качалка. Ржавая, скрипучая, с облупившейся розовой краской. Марина любила это местечко, скрытое от глаз заведующей, и пробиралась сюда покурить. Огонек газовой зажигалки уходил в сторону от кончика сигареты. И надо было упереться ногами в дерево, чтобы успокоить расходившуюся скамейку.