Книга Власть в Древней Руси. X - XIII века - Петр Толочко

Многие из них исполняли воеводские обязанности в продолжении десятков лет, причем не только в одного и того же князя. Чаще всего, в качестве примера долголетнего служения, исследователями называется Ян Вышатич, но такими же были и другие воеводы. У Мономаха — Ратибор, у Святополка — Путята, у Всеволода Ольговича — Иван Воитишич, у Изяслава Мстиславича — Шварн, у Юрия Долгорукого — Жирослав, у Ростислава Мстиславича — Володислав Лях, у Данила Галицкого — Мирослав и Глеб Зеремеевич, у Владимира Васильковича — Желислав и Дунай и др.

Учитывая, что в неспокойное время феодальных муждуусобиц, а в окраинных русских княжествах и постоянных вооруженных конфликтов с иностранными соседями, войны были перманентным явлением, можно думать, что у так называемых ополченских воевод их временный статус превращался в постоянный. Это особенно характерно было в жизни Галичины и Волыни, где внутреннее княжеско-боярское противостояние дополнялось необходимостью отражения венгерских и польских вторжений, а также военным присутствием русских дружин в польских междуусобицах. В летописи зафиксированы многие эпизоды этой борьбы с участием русских воевод. Отдельные из них настолько отличились, что были желанными союзниками соседних правителей. Не случайно польский князь Конрад просил у Владимира Васильковича воеводу Дуная: «Пошли со мною своего Дуная».

Кроме «временных», у князей определенно были и постоянные воеводы, как постоянными были их княжеские дружины и постоянной — военная опасность. Далеко не всегда для ее отражения князья собирали воев-ополченцев. Как и для походов за пределы русских рубежей. Основная тяжесть ратного дела конечно же лежала на профессиональных воинах — дружинниках и их воеводах. По существу, воеводы были своеобразным продолжением князей, исполнителями тех же функций. Это со всей отчетливостью следует из соответствующего места «Поучения Мономаха», где говорится о том, как должен поступать князь во время войны. «На войну вышедъ, не лѣнитеся, не зрите на воеводы, ни питью, ни ѣденью не лагодите, ни спанью и сторожѣ сами наряживаите, и ночь отвсюду нарядивше около вои тоже лязите, а рано встанѣте, а оружья не снимаите с себе».[296] Не «зрите» — означает здесь — «не полагайтесь». Следовательно, все, чем рекомендует Мономах заниматься своим детям было непосредственной обязанностью воевод.

Иногда, даже и в присутствии князя, функции военачальника исполнялись исключительно воеводами. Так, в частности, было в 1153 г., когда «мужи» галицкие, под предлогом молодости князя Ярослава Владимировича, не позволили ему принять участия в сражении с дружинами Изяслава Мстиславича под Теребовлем. По-видимому, такими же полномочиями обладал и воевода Андрея Боголюбского Борис Жидиславич во время похода 1172 г. на болгар. Несмотря на то, что в походе принимал участие и княжич Мстислав, «нарядъ весь» находился в руках воеводы.[297]

Значительными управленческими полномочиями располагали воеводы и в мирное время. Это определенно следует из послания митрополита Никифора великому киевскому князю Владимиру Мономаху. «Якоже бо ты, княже, сѣдя зде, в сеи своеи земли, воеводами и слугами своими дѣиствуеши по всей земли, и сам ты еси господин и князь».

Из всего сказанного выше определенно следует, что древнерусские воеводы X–XIII вв. это всегда профессиональные военные, независимо от того возглавляли они постоянные княжеские дружины, или временные ополченья, так называемых воев. На свои должности назначались исключительно князьями. Происходили из высшего боярства. Одни из них начинали свою служилую карьеру княжескими посадниками, другие завершали ее княжескими тысяцкими. Никогда не были ни представителями вечевых общин, ни выразителями их интересов. В летописи они всегда названы «княжими мужами». В правительственной табели о рангах вплоть до возвышения роли тысяцких (конец XI в.) занимали второе место.

Глава 5

Тысяцкий

Исследуя тему административного управления города, мне пришлось убедиться в том, что практически все, что связано с институтом тысяцких: время его возникновения, социальный статус, компетенция и др. имеет в исторической литературе множественные и разноречивые объяснения.

Н. Н. Хлебников, М. Ф. Владимирский-Буданов, Н. П. Павлов-Сильванский, М. А. Дьяконов считали тысяцких, как и всю десятичную систему, порождением еще догосударственного периода истории восточных славян. М. А. Дьяконов полагал, что в древнерусское время десятичная система сохранялась в своей пережиточной форме, потерявшей исконное военное содержание. «Наши памятники, — утверждал он, — не сохранили никакого следа военного значения сотен. Только должность тысяцкого продолжает сохранять довольно долго военный характер. А стоящие во главе сотен сотские, о которых упоминает летопись при Владимире Святом, скорее финансовые правители, а не военачальники».[298]

Согласно М. Ф. Владимирскому-Буданову, тысяцкие имели доисторическое происхождение. На этапе сложения государства заменили собой прежних племенных князей и были предводителями народных ополчений.[299] По М. С. Грушевскому, десятичную военную организацию мы встречаем в готовом виде уже в первые времена Русского государства. Земля делилась на сотни, сотни на десятки и все это вместе составляло тысячу, во главе которой находился тысяцкий, высший военный чин земли или княжества. Ко времени Владимира Святославича, как думал М. С. Грушевский, десятичная военная организация уже переживала упадок.[300]

Среди историков советского периода вывод о древнем происхождении десятичной системы поддержал Б. Д. Греков, полагавший, что приписывание учреждения тысячи князьям не основывается на русских источниках. При этом, он привел примеры многих народов, в которых имела место десятичная (сотенная и тысячная) система. Высказал предположение, что зарождение десятичной системы у восточных славян падает на период военной демократии, который приходился уже на VI в.[301]

Одним из первых, кто решительно возразил против докняжеского происхождения десятичной (сотенной или тысячной) военной организации, был А. Е. Пресняков. Прежде всего, на том основании, что об этом никак не следует из русских источников. Как представлялось ему, тысячно-сотенная организация появилась с развитием городского строя и преобладания городов над землями — волостями. И породили эту систему варяжские князья. «Не вижу оснований, — писал он, — искать носителей организующих городской строй сил вне князей, вне варяжских вождей».[302]