Книга Сколько живут донжуаны - Анна Данилова

— Про деньги не спросила? Может, он что-нибудь рассказывал?

— Ничего. Сказала, что он был слесарем или механиком на станции техобслуживания. Известие о его смерти ее удивило, но особенно-то она не расстроилась, сказала, что никогда бы не подумала, что «до этого дойдет».

Лена спросила меня, стоит ли ей связываться с другими женщинами.

— Лена, я вот просто уверен, что его убила женщина, но если ты позвонишь ей, убийце, то не думаю, что она согласится с тобой встретиться. Кроме того, это опасно. Поэтому возвращайся домой.

— Я позвоню Валентине, вот тут у меня записан ее номер. Посмотрю, как пойдет разговор. Сошлюсь на Анжелику (она сказала, что это просто обязательно). И если почувствую, что она сама хочет поговорить со мной о Вадиме, то я с ней встречусь.

Я согласился. С одной стороны, мне никогда не хотелось, чтобы моя жена занималась моими делами, чтобы помогала мне, с другой — я видел, как загораются глаза моей Лены, как она оживает, когда ей предоставляется возможность поучаствовать в расследовании. К тому же интуиция мне подсказывала, что эти ее встречи с любовницами Соболева совершенно безопасны.

Поговорив с Леной, я заспешил к себе на дачу. С этими моими музыкантами все оказалось намного сложнее и запутаннее, чем я предполагал. Мало того, что я прятал подозреваемого в убийстве, так еще и добавилось хлопот от его ученицы (любовницы, невесты). Что-то странное происходило между этими двумя пианистами, и я никак не мог понять, что. Возможно, попавшей в переплет Тане показалось, что за ней следят, и она убежала. Правда, в одном свитере, в мороз… Или же Игорь, не желая того, чем-то ее обидел, а рассказать всю правду не может ни сестре, ни мне. Это может быть связано с их любовными отношениями.

Я снова позвонил Лене, сказал, что, скорее всего, задержусь, затем позвонил Ракитину. Мне просто не терпелось выяснить, где зарегистрирована Лара Михалева.

— Ты вовремя! Вот, только что получил ответ, записывай адрес! — сообщил Ракитин и продиктовал питерский адрес Лары.

— Что-нибудь еще о ней узнал? С кем живет, чем занимается? Про сестру что-нибудь?

Ракитин намекнул мне, что это не телефонный разговор, сказал, что только что расположился в нашем кафе, где я время от времени его угощаю, заказал куриный суп, и я понял, что у него для меня есть что-то интересное. Я попросил, чтобы он заказал еще одну порцию супа, и отправился на встречу.

Однако за столиком Валентин был не один. Молодой парень, которого Ракитин представил мне как опера Андрея Лазарева, когда я пришел, как раз доедал суп. Мы поздоровались.

— Вот, Ефим Борисович, пока мы тут с тобой, занимаясь сбором информации по Соболеву, добрались даже до Питера, Андрей уже нашел убийцу!

— Что ж, я рад! — Я не поверил ни одному его слову. Стал бы он меня звать, если бы все так обстояло? Зачем я им тогда? — Тогда я пошел?

— Постой! — широко улыбнулся мне Ракитин. — Вот твой суп. Поешь. Представляешь, ему позвонила невеста Соболева, Людмила, сказала, что у нее для него есть важная информация, они договорились о встрече, и она, заливаясь слезами, выдала, что Вадима Соболева убил местный фермер Никитин.

— Да, на самом деле интересно, — усмехнулся я. Так я и знал, что просто время у меня отнимают своими глупостями! Чтобы фермер, о котором Ракитин еще раньше мне рассказывал как о человеке серьезном, основательном, влюбленном в Людмилу, вместо того чтобы завоевывать ее сердце мужскими методами, цветами да подарками, взял и отравил соперника, рискуя оказаться за решеткой, в это я уж точно не мог поверить.

— Он тоже сейчас подойдет, — неожиданно сказал капитан Лазарев, с трудом скрывая усмешку. — Вот бабы!

— А что такое? — не понял я.

— Андрей на нее глаз положил, да, Лазарев? А она, узнав о смерти своего жениха, в тот же вечер переметнулась к богатому фермеру!

— Да я и сам тогда удивился, — покраснел до ушей Лазарев и рассказал интереснейшую историю о том, что произошло с ним на станции Полевая. Оказывается, он в ту ночь ночевал в доме у фермера Никитина и сам лично видел, как к нему в метель прибежала признаваться в своих любовных чувствах практически вдова — Людмила, женщина, за несколько часов до этого узнавшая о смерти своего возлюбленного.

— Вот и верь после этого им! — в сердцах воскликнул Валентин.

Когда в кафе вошел Никитин, я сразу понял, что это именно он. Красивый, статный мужик, кровь с молоком, с приятным открытым лицом. Подошел, поздоровался со всем крепким пожатием руки, сел, сказал (видимо, по привычке), что всех угощает, снял мокрую от снега шапку, повесил на вешалку. Но остался в куртке. Он явно нервничал.

— Вот правда, Андрей, не ожидал от нее такого! — начал он с ходу. — Ну ладно, ночью прибежала в слезах, рассказала душещипательную историю о том, что всегда боялась Вадима, что он бандит и все такое, что она давно меня типа любит… К себе позвала… — Он еще гуще покраснел, только кончик носа оставался бледным. — Ну я и решил ее проверить. Сказал наутро, что это я убил Вадима. Что так ее любил, что сам не знал, что творю. Очень уж хотелось увидеть ее реакцию, подумал, что если любит, то все простит. И когда уже сказал, понял, что сморозил полнейшую глупость, что такими вещами не шутят, и хотел было уже признаться в том, что просто пошутил по-идиотски, как она вдруг так посмотрела на меня, что я понял — она мне поверила, испугалась. И я уже не знал, как себя вести. Спросил, уйти мне или остаться, и она сказала, чтобы я ушел.

Я слушал его и думал о том, что юмор — явно не его конек. Что так не шутят, что так вообще непозволительно шутить. Кроме того, уже тот факт, что он примчался в город, чтобы оправдаться и рассказать, что он никого не убивал, что это была шутка, что это он сам Людмиле все рассказал, решив проверить ее чувства (интересно, на какой ответ он рассчитывал?), а заодно выставить ее в неприглядном свете, — все это показалось мне такой пошлостью, глупостью, что у меня окончательно пропал аппетит. Я засобирался.

— Ефим Борисович, ты куда? — попробовал меня остановить Ракитин.

— Мы толком ничего не знаем о Соболеве, — все-таки не выдержал я. — Может, он на самом деле был бандит и держал эту несчастную женщину на коротком поводке, внушая ей страх. Возможно, она действительно симпатизировала вам, — я повернулся к Никитину, — и когда освободилась от Вадима, отправилась к вам в поисках утешения, понимаете? У нее был шок, ей было страшно, и именно в вас она видела мужчину, который смог бы оказать ей покровительство. Она, как я понял, простая деревенская женщина, работящая, и мечтает о своем женском счастье, о семье, детях. А вы, еще недавно испытывавший к ней нежные чувства, воспользовались ее растерянностью, провели с ней ночь, а потом так скверно пошутили, что напугали ее до смерти. И теперь вот рассказываете об этом нам, мужикам, со смехом. Это отвратительно!

Никитин, слушая мою отповедь, отвернулся и теперь рассматривал стоящую рядом с нашим столиком пальму в кадке. Вот уж точно он не предполагал, отправляясь на встречу с Ракитиным и Лазаревым, такой реакции на его поступок. Вероятно, надеялся, что его шутку оценят, а алчную и корыстную Людмилу заклеймят позором.