Книга Викинги Британии - Дж. П. Каппер

Со временем проявилось неизбежное взаимонепонимание. Торговля уступила место бою. Убитые были с обеих сторон, и поселенцы поняли, что у их колонии весьма призрачные шансы выжить. Они «поняли теперь, что, хотя земли здесь отличные для поселения, жизнь на них будет всегда небезопасна и тревожна из-за туземцев. И они собрались в обратный путь к себе домой».[149]

Однако обратно они двигались неспешно. Они шли вдоль берега на север, исследуя его по мере своего продвижения. После убийства пятерых скрелингов, найденных «спящими в одеждах из шкур»[150] на берегу, они провели последнюю зиму в старом лагере в Поточном Фьорде. «Однако со временем люди стали задиристее. Те, у которых не было жен, пытались отнять их у тех, кто был женат».

По приближении весны они вновь поплыли на север – по пути, ведущему к дому. На берегу Лесной Страны они напали на семью скрелингов – один был «бородатый мужчина» – и взяли в плен двух мальчиков, которых забрали с собой в Гренландию как сувенир. При этом на борту уже был один ребенок – первый родившийся у людей, прибывших из Старого Света в Америку. «Снорри, сын Карлсефни, родился в первую осень. Когда они уезжали, ему было три зимы». Причем этот ребенок – Снорри – выжил и стал прародителем династии исландских епископов.

В «Саге Олава» вся наша история заканчивается трагически. Она описывает одну из последних поездок, которая началась «в то самое лето, когда Карлсефни вернулся из Виноградной Страны».[151] Сводная сестра Лейва Фрейдис убедила двух братьев-исландцев отправиться вместе с ней на ее собственном судне в совместную экспедицию. У Фрейдис был муж, однако он едва ли достоин упоминания: «она была властная женщина, а он – тихоня».[152]

Дух взаимного недоверия витал в воздухе с самого начала. «Братья и Фрейдис уговорились, что на обоих кораблях будет по тридцати человек, способных носить оружие, не считая женщин. Но Фрейдис сразу же нарушила уговор, взяв на пять человек больше и спрятав их».[153]

По всей вероятности, когда оба корабля прибыли в Винланд – как обычно, к домам Лейва, – дело уже переросло в открытый конфликт. Фрейдис допекала мужа рассказами о воображаемых обидах, и он «не снес ее упреков и велел своим людям поскорее вставать и взять оружие».[154] Братья были застигнуты в своей хижине спящими и убиты вместе со всей их командой. «Так были убиты все мужчины. Оставались одни только женщины. Но их никто не хотел убивать. Тогда Фрейдис сказала: „Дайте мне секиру"… и она сама зарубила пятерых женщин, которые там были».[155] Разумеется, Фрейдис завладела всем их имуществом. В начале следующей весны, до краев нагрузив корабль братьев и бросив свое судно, она успешно вернулась в Гренландию. Но там, несмотря на все ее посулы и угрозы, «не все ее спутники держали язык за зубами».[156]

Судя по всему, после этого трансатлантических открытий больше не было. Вполне возможно, что Фрейдис в глазах своих соплеменников бросила страшную тень на Винланд. Но, скорее всего, плавания прекратились по более ощутимой причине – из-за враждебности аборигенов. Любое маленькое поселение, которое могло быть основано и без того редким населением Гренландии, с течением времени было бы уничтожено. Как ни тщательно было подготовлено это путешествие, занявшее почти четыре года, Карлсефни констатировал провал.

Какова бы ни была причина, но заманчивый свет новой земли, похоже, померк. В легендах Севера Винланд исчез на века.

И тем не менее некоторые серьезно верят в то, что достижениями древних первооткрывателей стали не одни только красочные рассказы. Эрлинг Монсен, переводчик «Круга Земного», привел новые факты в доказательство того, что в 1477 г. Христофор Колумб посетил Исландию. Вполне допустимо предположение, что Колумб, собирая информацию для своего будущего плавания, мог выслушать и рассказы исландцев о странной полузабытой земле на другой стороне океана. По крайней мере, в этом нет противоречий. Но плыл ли Колумб через Атлантику, чтобы вновь открыть Новый Свет, или просто искал легкий маршрут в Катай и Сипанго? Вот в этом, как вы понимаете, главная загадка.

И все же Колумб, прокладывая свой курс, мог, хотя бы отчасти, находиться под влиянием практики мореплавания древних норвежцев. По крайней мере, саму эту возможность нельзя исключать.

Глава IX

От молота Тора к кресту

Слышал ли ты о том, как Тор вызвал Христа на поединок?

Есть один факт в открытии Винланда, не в последнюю очередь привлекающий к себе внимание, – а именно то, что некоторых исследователей этой земли сага рисует христианами. Последняя просьба смертельно раненного отравленной стрелой скрелингов Торвальда такова: «Похороните меня там, поставьте крест в головах и в ногах, и пусть это место называется Крестовый Мыс (Кросснес)».[157] Этот рассказ вполне правдоподобен, поскольку христианство рано достигло Гренландии, ведь еще Лейв Удачливый, чтобы угодить конунгу Олаву, сам привез туда проповедника-миссионера.

Однако Гренландия, столь быстро принявшая новую веру, все же стоит особняком. Разве переход от язычества к христианству в самой Британии не происходил в продолжение чуть ли не всей эпохи викингов? Более того, если судить о новой религии по самым первым ее последователям, то впечатление может сложиться ужасное. Христианами были многие беспощадные убийцы-викинги. Свейн сын Аслейва, столь же всецело преданный своему ремеслу, как и любой другой викинг, умер со словами истинной веры на устах.

Возможно, иначе и быть не могло. Разве покажется реальным внезапное преображение народа, в котором веками воспитывалась убежденность в правоте и истинности принципа «помоги себе сам»? Да для воина и не могло существовать иной веры. Воспевающие героизм и презирающие проявление эмоций, его идеалы рисовали ему жизнь человека как битву, причем уже наполовину проигранную. Однако люди должны смело сражаться, поскольку они – товарищи богов в этой борьбе. Хотя норны и ухаживают за Мировым Древом,[158] противостоя без устали гложущим его зловредным змеям, честное братство людей и богов постоянно борется с силами рока. Силы эти ведут мир к ужасной катастрофе, наступят «сумерки богов», Локи разобьет свои оковы и поведет великанов к победе, и все же такая мрачная перспектива вовсе не умаляет ценности борьбы.