Книга Повседневная жизнь Голландии во времена Рембрандта - Анатолий Левандовский

Такая программа, плохо подкрепленная скверными учебниками, не обеспечивала хороших знаний. Кроме того, учителя жаловались, что многих детей родители преждевременно забирают из школы, желая скорее направить энергию своих отпрысков на созидательный труд. Система образования была явно недостаточной, и параллельно «малым школам» создавались другие, не слишком отличавшиеся от первых, но обещавшие специальную ориентацию на коммерческую карьеру.

Беженцы-гугеноты основали «французские школы», которые с середины столетия получали финансовую поддержку муниципалитетов. Помимо алгебры и каллиграфии здесь обучали еще и французскому, считавшемуся языком международного общения. Некоторые из этих школ, содержавшихся не особенно сведущими дамами, специализировались на воспитании девочек из хороших семей, которых обучали (часто с недопустимым пренебрежением синтаксисом и орфографией) женскому эпистолярному стилю.

Несмотря на их посредственность, число французских школ на протяжении века непрерывно росло. Впрочем, если французский язык занимал в Нидерландах «золотого века» привилегированное положение, то этим он обязан семейным и политическим традициям и менее всего французским школам. Семьи образованных французских эмигрантов всеми силами поддерживали чистоту родного языка, который, со своей стороны, оберегала валлонская церковь. В высшем нидерландском обществе было принято завершать обучение молодых людей, часто сильно офранцуженное, длительной поездкой во Францию или романскую часть Швейцарии.

На правительственном уровне французский служил не только для внешних сношений, но и для общения с иностранцами, приглашенными на различные должности Республикой. Заведенный в армии обычай отдавать команды по-французски был упразднен только в 1609 году. Принц Фредерик-Хендрик, сын Луизы де Колиньи, написал свои «Мемуары» на французском. Вильгельм II пользовался двумя языками.

Тем не менее популярность французского языка не выходила за пределы аристократических кругов и среды крупной торговой буржуазии. Даже в последней четверти столетия, когда французское влияние достигло апогея, Ренэ Ле Пэи потребовался переводчик, чтобы отправиться в путешествие по нидерландским провинциям. К тому же большинство нидерландцев говорило на искаженном французском, и даже сами французские эмигранты, если они, конечно, не обладали устойчивой культурой, быстро подпадали под влияние среды и корежили родную речь.

Английский преподавался лишь в нескольких школах. Этот язык, равно как и немецкий, не был распространен. Итальянский и испанский пользовались некоторым успехом среди щеголей. Португальский имел гораздо бóльшую ценность, особенно для моряков и негоциантов, связанных с Дальним Востоком, — долгое время он служил языком общения при сношениях нидерландцев с яванцами.

Нидерландский язык как таковой не был предметом обучения. Однако именно в «золотом веке» он сложился и именно тогда появились в Нидерландах первые классики. В устном употреблении простонародья он распадался на значительное число разнообразных диалектов, сильно отличавшихся друг от друга, так что в северных провинциях диалекты образовывали практически независимые языки, располагавшие собственными структурами, разительно отличавшимися от нидерландского и связанными с семьей германских языков. Особенно выделялся нижнесаксонский диалект Гронингена и фризский — носители культуры, которая характеризовалась яркой оригинальностью в Средние века. Но в этой области Реформация и война за независимость привнесли с собой упорядочение и стандартизацию употребления национального языка. Три поколения писателей и ученых-гуманистов, влияние «Библии Штатов» и проповедей породили общую идиоматику и привели в ходе XVII столетия к формированию общенационального языка.

Высшее образование и науки

Мальчик, чьи родители желали дать ему классическое образование (считавшееся необходимым для высших государственных должностей), поступал по окончании «малой» или французской школы в латинскую. Согласно предписанию 1625 года для учебы в ней требовалось всего только уметь читать и писать. Скромность этих требований проистекала из презрения высших заведений к «малым школам». До 1625 года во многих латинских школах приходилось тратить год, если не два, на восполнение пробелов в знаниях новых учеников. В Хелдере и Гронингене неграмотных подростков принимали в школу распоряжением местных властей.

Вплоть до начала XVII века в организации среднего образования царил полнейший хаос. Никакой общей программы, методики и учебных пособий. Поскольку латинские школы взращивали элиту страны и представляли собой, таким образом, общественную службу, синоды время от времени проявляли беспокойство в связи со столь плачевным положением дел. На почти двадцати синодах с 1570 по 1620 год поднималась эта проблема. Предписание, подготовленное в 1625 году по просьбе Штатов Голландии и принятое мало-помалу во всех провинциях, внесло наконец относительное и для того времени замечательное единообразие.

С того момента латинская школа разбивалась на шесть классов (или четыре), в которых дети обучались с двенадцати до шестнадцати или восемнадцати лет. Девочек в такие школы не допускали. Аристократки, желавшие получить классическое образование, брали частные уроки. Административное управление латинской школы поручалось штату «кураторов» из числа членов местных органов власти и священников. В их компетенцию входили назначение преподавателей и контроль за переходом учеников из класса в класс, а также за предоставлением премий и установлением штрафов. Бразды педагогического правления находились в руках ректора.

Дисциплина была строгой, телесные наказания не были упразднены. Занимая чаще всего помещения бывшей обители, школы располагали квартирой для ректора и спальнями для учеников-пансионеров. Изгородь разделяла монастырскую галерею надвое — частный сад ректора с одной стороны, рекреационный двор — с другой. Здание редко могло порадовать глаз — унылое, обставленное несколькими скамьями и грубыми столами, плохо освещенное высокими и узкими окнами-бойницами, зимой — задымленное торфом.

В 8 утра летом и в 9 — зимой портальный колокол оглашал начало занятий. Уроки заканчивались в одиннадцать и возобновлялись в час или два дня вплоть до четырех-пяти вечера. Каникулы, кроме трех недель в августе, были представлены чередой праздничных дней, щедро разбросанных по всему учебному году, — государственные праздники, день рождения ректора, чрезвычайная распродажа книг, смертная казнь.

Латинский был основным предметом обучения. При еженедельном количестве учебных часов от тридцати двух до тридцати четырех на него отводилось 20–30 часов в течение первых трех лет и 10–18 — в течение трех заключительных. Остальное время распределялось между законом Божьим и каллиграфией, в старших классах — греческим и основами риторики и логики.

Методика преподавания сводилась к запоминанию и упрощенным производным состязательности в виде, например, награждений по итогам экзаменов, проводившихся каждые два года. Результаты не поднимались выше средних. Преподаватели жаловались на отсутствие у молодежи тяги к знаниям. К концу века латинские школы находились в полном упадке, во всяком случае в небольших городах. Ко всему прочему, французский язык и французская культура вытесняли у богачей латинский и античную культуру — латинской государственной школе предпочитали частные высшие школы, содержавшиеся французскими эмигрантами, или, если позволяли средства, гувернера-швейцарца.