Книга Румо, или Чудеса в темноте - Вальтер Моэрс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и что! — Смейк летел вперед.
— Прошу вас, не делайте этого! Давайте лучше осмотрим круги знаний.
Смейк приближался к стройке. Червякул не без удовольствия отметил, что Колибриль, очевидно, не может управлять им против его воли.
— Мне неловко, — взмолился доктор.
— Да ладно! — расхохотался Смейк. Все лучше овладевая техникой иллюзорного полета, он начинал зазнаваться. — У-ух! — воскликнул он, дважды кувыркнулся, камнем полетел вниз и исчез в черной стене причудливой постройки.
— Пожалуйста, не надо, — еще раз простонал Колибриль, но Смейк уже проник в диссертацию.
— У-ух! — воскликнул Смейк, и его задорный возглас разнесся по темному лесу.
— У-ух! — отозвался филин из чащи.
Смейк и Колибриль стояли как вкопанные. Угли в костре догорали, освещая поляну тусклым желтоватым светом.
— Пжлст, ненд, — пробормотал Колибриль.
Румо сидел, прислонясь к дереву, уронив подбородок на грудь. Из пасти свесилась тонкая ниточка слюны, вольпертингер похрапывал. Он спал и видел сон. Сон о любви.
ДИССЕРТАЦИЯ
Смейк погружался. Погружался во тьму, в черноту, будто в чернила. Всюду раздавались сотни и тысячи голосов — ни слова не разобрать. Впрочем, кажется, они бормотали научные формулы и определения. Вдруг бормотание оборвалось, а Смейк очутился под самым куполом гигантского собора, озаренного неярким светом. Он осмотрелся. Пола Смейк не разглядел: внизу все терялось в серой мгле. Из темноты, как из тумана, поднимались недостроенные стены, винтовые лестницы, ведущие в никуда, башни без окон. Можно подумать, у хозяина дворца вдруг кончились деньги.
— Мне неловко, — смущенно повторил Колибриль. — Не люблю показывать кому-то недоделанную работу. Тут сырой материал.
— Да вы что! — возмутился Смейк. — Я в жизни не видал таких великолепных развалин.
— Эти развалины — мои мысли, — вздохнул Колибриль. — Вечная стройка. Полуготовые теории, осколки идей. Наверное, целой жизни не хватит довести дело до конца.
Несколько серых змеек выскользнули из-под купола и с шипением пронеслись мимо Смейка. Они казались неосязаемыми, Смейк решил даже, что они состоят из крохотных черных точек. Он недоуменно уставился им вслед.
— Сноски, — пояснил Колибриль. — С ними столько мороки, но в диссертации без сносок никак. Их нужно много.
Доктор свистнул, и серые змейки замерли. Одна из них подлетела вплотную к Смейку, и тот разглядел, что черные точки — это буквы и цифры.
Смейк прочел:
Смейк расхохотался, и обиженная змейка ускользнула к своим товаркам. Змейки шипели, извивались, а потом вся стайка, хихикнув, скрылась в потемках.
Раздался грохот, будто где-то разгружали вагоны со щебнем, и из темноты, словно буйный побег спаржи, выросла черная башня, а следом за ней — вторая, только вдвое ниже.
— Вот видите! — воскликнул доктор. — Работа не прекращается ни на минуту. Это две новых мысли в подтверждение основных положений диссертации.
— А как звучит тема? — поинтересовался Смейк.
— «Исчезнувшие крохи и их роль в развитии микромеханики Цамонии», — ответил Колибриль.
— Вот как, — пробормотал Смейк. — Занятная тема.
— Нет, — вздохнул Колибриль. — Очень запутанная и безнадежно узкая тема. Но спасибо.
— Ну, не скромничайте.
— Пожалуй, вы правы. Уж поверьте, за этой темой, вероятно, скрываются ответы на самые главные вопросы.
— Какие же, например?
— Ну, например, вопрос жизни и смерти.
— Ха-ха! — рассмеялся Смейк. — Вы что, один из этих чокнутых алхимиков?
— Я ученый, а не шарлатан, — голос Колибриля зазвучал важно и решительно. — Я не варю вонючие зелья и не пропускаю электричество через мертвых лягушек. Я провожу измерения. Точнейшие, ювелирнейшие измерения.
— Измерения чего?
— Хороший вопрос! Фактически я измеряю то, чего больше не существует. Я измеряю исчезнувших крох.
Опять Соловеймар
В одном из близлежащих коридоров послышалась возня. Смейк глазам своим не верил — к нему из темноты шел сам профессор Абдул Соловеймар, бормоча что-то себе под нос. Полупрозрачная фигура Соловеймара казалась вчетверо больше, чем на самом деле. Не удостоив Смейка вниманием, эйдеит перешагнул через него и исчез в дымке под куполом. Смейк протер глаза.
— Это и впрямь был Соловеймар? — неуверенно спросил он.
— Нет. Да. Нет. В общем, и да, и нет. Это материализованный образ одной из диссертаций Соловеймара: «Использование биполярных линз при разработке различных инструкций». Она мне срочно понадобилась для теоретического раздела.
— Как, и это — диссертация? А почему она выглядит, как живой профессор?
— Диссертации умеют принимать всевозможные обличья, — пояснил Колибриль. — Все зависит от мастерства. Соловеймар — сильная личность, и диссертации похожи на него, таков уж его стиль. Ни с кем не спутаешь.
— А чем Соловеймар недоволен?
— Его диссертации пока не удалось подружиться с основными положениями моей работы, вот она и сердится. Ищет точки соприкосновения. Я же говорил вам, что мы наверняка встретим Соловеймара.
— Ясно.
— Видите ли, диссертация по большей части состоит из других диссертаций, — продолжал Колибриль. — Каждая новая диссертация — это своего рода вакханалия старых работ. Они… эээ… оплодотворяют друг друга, и на свет появляется что-то такое, чего еще никогда не было, — голос доктора звучал взволнованно.
— Да, такая наглядная демонстрация научных процессов, на мой взгляд, крайне полезна, — подытожил Смейк. — Но растолкуйте мне вот что: кто или что такое эти самые исчезающие крохи?
— Не исчезающие — они уже исчезли. По правде говоря, эти сведения для вас — ненужный балласт. Может, займемся прикладной математикой? Или биологией? Чем-то полезным!
— Раз уж начали, так рассказывайте. Не люблю бросать дело на полпути.
Колибриль снова вздохнул, на сей раз так, как вздыхает эстрадная дива, прежде чем исполнить песню на бис после продолжительных оваций.
— Так и быть, — выдавил он. — Сами напросились.
Лестницы, башни и стены вокруг Смейка завертелись, стали менять форму. Купол тоже пришел в движение. У Смейка закружилась голова, и он зажмурился. Снова открыв глаза, обнаружил, что верчение прекратилось, сам он сидит на каменной скамье в зале, похожем на аудиторию в университете, а перед ним — трибуна с кафедрой. Доктор Колибриль, облокотись на кафедру, улыбался Смейку.