Книга Король, королевич, портной - Влада Юрьева

— Ни в коем случае. Возникли непредвиденные обстоятельства и связанные с ними потери, но этим я займусь сам. Свое финансирование считай неограниченным. А теперь отдохни, до завтра никаких поручений.

— Спасибо, Алексей Петрович.

Чувствовалось, что Степан не так уж благодарен своему патрону, но еще не дошел до того состояния, чтобы плюнуть на работу и выйти из игры. Раз он держится, значит, все не так плохо.

Денни и вовсе был рад тому, что проект будет продолжаться. Из разговора Степана и Тронова он услышал то, что нужно, и понял, что должен делать теперь.

Глава 7

Деньги ради денег

Адам потерял счет времени. Чувства были только вначале: страх, злость, унижение. Потом наступила апатия.

Он все еще висел над полом. Казалось бы, никакой пытки — его ведь не били, в него не стреляли, ничего такого. Но тело слабело все быстрее, мышцы немели, и с этим уже не было сил бороться. Адам понимал, чем это закончится, чем должно закончиться. Мысль о смерти больше не вызывала протеста. Он даже хотел, чтобы этот момент наступил скорее, чтобы хоть что-то произошло, лишь бы не эта безысходность.

Он не был все время один. К нему заходили, он даже успел понять, что похитителей двое. Один оказался шустрым и пугливым, скорее всего это ребенок. У другого были тяжелые шаги, говорившие о немалом весе. Этот не таился, но и его Адам толком не рассмотрел — перед глазами все плыло.

Дверь открылась и закрылась в очередной раз, но он уже не ждал перемен. Раньше на него не обращали внимания, что бы он ни делал. Но сегодня, видимо, что-то должно было измениться.

Веревка ослабла, и он мешком повалился на пол. Было больно от удара, хотя эту боль его сознание зафиксировало как нечто отдаленное и неважное. Все его существо сейчас сосредоточилось на другом: восстанавливалось нормальное кровообращение, и организм реагировал так, как после длительной невесомости.

Казалось бы, одного этого достаточно, чтобы от разрыва сердца умереть, но его мучителям все было мало — его облили ледяной водой. Сначала раз, потом второй, значит, два ведра с собой принесли.

Адам не пытался подняться или оказать сопротивление, он сжался в комок на полу, ожидая, что будет дальше. По шагам он определил, что тот похититель, который потяжелее, стоит перед ним, а мелкий крутится рядом, вроде как тряпкой обтирает.

Этот мелкий и заговорил первым. Голос был писклявый, детский, как Адам и ожидал.

— Что ты делал на той улице?

— Что? — Звуки у Адама выходили нечетко, говорить было больно. Но он испугался, что, если не ответит и не сможет быть полезным, его снова подвесят.

— Улица Дубровая. Что ты там делал?

Он уже и сам не помнил толком, зачем пришел туда, и ненавидел себя за то, что сунулся в эту дыру. Но нужно было вспоминать быстро — его похитители вряд ли могли похвастаться терпением.

— Я искал следы…

— Какие следы? Говори четче.

С ним общался только ребенок, хотя Адам был уверен, что инициатива исходит от другого, здорового. Нутром чувствовал.

— Я и другие расследуем смерть Антона Доронина, одного бомжа.

Здоровяк, стоявший перед ним, с силой пнул Адама по ребрам. Он вскрикнул, сжимаясь еще больше.

— Мы знаем, кто такой Антон Доронин, — пискнул младший. — А кто такие другие? Кто с тобой?

— Это сложно объяснить. Можно мне воды?

— Не можно. Объясняй. Если не сможешь, тебе не нужно жить. Ты же совсем бесполезный.

Именно так он и предполагал. Собрав остатки сил, Адам рассказал им о проекте Тронова, о деле, которое им поручили, и своем прогрессе. Он старался выбрать только самое важное, но говорить пришлось долго, и под конец жутко болело горло, а силы были на исходе.

Он надеялся, что теперь его оставят в покое. Но вопросы не прекратились.

— Кто еще знал, что ты пойдешь на эту улицу?

— Никто не знал, я действовал один.

— Почему?

— Деньги! — в отчаянии выдавил Адам. — Я ведь сказал о деньгах. Я пошел один, потому что хотел все забрать себе. Слушайте, я вас не видел. Никто вас не видел… Отпустите меня, и я навсегда исчезну, забуду это дело…

Он не лгал, он действительно не пошел бы в полицию. Ему казалось, что его похитители не люди вовсе, а какие-то непонятные существа, обладающие высшей властью. От них можно только убежать, наказать их нереально. Этот гигант, этот ребенок — во всем, что здесь происходило, было что-то демоническое.

Адам всю жизнь был далек от всякой мистики. Но он слишком многое пережил, и в его нынешнем положении здравомыслие стало непозволительной роскошью.

Но его похитители как будто ничего и не слышали.

— Ваш главный тоже в городе?

— Какой еще главный?

— Тот, кто затеял это.

— Вы о Тронове, что ли?

— Да.

— Его здесь нет. — В голосе Адама трудно было не расслышать горечь. — Он в Москве отсиживается, его не достать.

Ему казалось, что именно Тронов заслуживал эту пытку. Кто заварил кашу, тот пусть и расхлебывает. Но Тронов, очевидно, знал, что угроза есть. Экспериментатор чертов.

— Кто главный из тех, кто есть?

— Нет у нас главного. Каждый сам по себе действует, это же проект такой, я сказал! Воды мне можно?

— Все еще нет. Кто будет тебя искать?

— Никто.

— Ты уверен?

— Да никто, говорю вам! Отпустите, я готов заплатить! Я найду деньги.

— Это нам неинтересно.

— Тогда что вы от меня хотите?

— Чтобы ты отвечал на вопросы. Но ты и так ответил. Так что теперь уже ничего.

Значит, он и не нужен им — эта простая мысль придавила Адама к земле. Он застыл, ожидая удара, сильного и решающего, который покончит с ним навсегда. Но ничего такого не было.

Эти двое не говорили с ним, но и не уходили. Очевидно, они что-то обсуждали, но это проходило мимо него.

Наконец Адам почувствовал, как вокруг его шеи и рук обматывается веревка. Его потащили в сторону.

— Только не к потолку! — взвыл он.

На его вой не обратили внимания. Но и к потолку подтягивать не стали, оставили у стены. Они ушли, а через некоторое время вернулся тот, что поменьше, — Адам начал приходить в себя и смог различить в темноте тонкий силуэт.

Его снова облили водой, после чего поставили перед ним миску с какой-то жижей. Разум Адама зафиксировал, что эта дрянь пахнет отвратительно, но ему было все равно. Это хоть какая-то еда!

— Вы не убьете меня? — спросил он, когда в миске ничего не осталось. Есть с завязанными руками было жутко неудобно, но он прошел ту стадию, когда еще мог чувствовать унижение.