Книга Попытка контакта - Михаил Иванов

Капитанша со словами «Я живо!» выметнулась из комнаты, как будто ей было столько же лет, сколько и пациентке. Отдать справедливость: хозяйка дома принесла не только ручное зеркальце, но и горстку золотых монет.

– Как уговорились, Марья Захаровна, извольте пересчитать; а сейчас не угодно ль чайку?

– Никак нельзя, – твердо ответила докторша, – мне надо срочно за браслетом. Госпожа Абрютина…

Та с трудом отвлеклась от зрелища: любимая племянница с упоением разглядывала себя в зеркальце, держа его левой рукой.

– …вы помните все указания? В части того, чего нельзя делать?

– Помню, как «Отче наш», не извольте беспокоиться, госпожа доктор. Все будет исполнено.

– Тогда мне пора. Я только-только успею…

Молодая женщина не стала уточнять, чего именно не успеет, схватила свой плащ и выскользнула за дверь. Княгиня поспешила за ней.

На полпути в дом Мешковых доктор вдруг спросила:

– Татьяна Сергеевна, а что такое «Отче наш»?

Глава 10

Предотвратить распространение слухов о чудесном исцелении было решительно невозможно, даже если бы пришельцы того захотели. Ничуть не удивительно, что до врачебного сообщества Севастополя они дошли весьма быстро. Результатом был визит капитана-исправника Ивана Александровича Плетнева в дом Мешковых.

Князь отсутствовал по служебной надобности, и посетителя приняла княгиня. Само собой разумеется, Плетнева она знала лично – так же, как и он ее.

После начального светского разговора ни о чем капитан-исправник начал то, к чему его обязывала должность: проводить предварительное следствие.

– Ваше сиятельство, позвольте задать вам несколько вопросов в части, касающейся некоей Марии Захаровой дочери Руа, называющей себя врачом…

Княгиня с истинно великосветским терпением выслушала Плетнева. Появившуюся на ее лице улыбку также можно было посчитать великосветской.

– Иван Александрович, могу я узнать, кто именно подал жалобу на действия этой женщины-врача?

Капитан-исправник вытер платком лоб. Ситуация ему не нравилась с самого начала, теперь же она ему очень не нравилась. Княгиня явно желала взять под защиту эту даму, и не нужно было быть сверхопытным службистом, чтобы предвидеть направление начальственного гнева в случае промаха.

– Доктор Генрих Христофорович Хофбауэр…

– …и не только он, не так ли? Эту ситуацию можно было предвидеть. Господа врачи уже высказывали вслух свое крайнее недовольство работой доктора Пирогова. Ничуть этому не удивляюсь: как врач Николай Иванович на голову выше всех севастопольских докторов, вместе взятых. В случае с Марьей Захаровной то же самое. Катеньке Власьевой она вырастила три зуба вместо выбитых. Интересно, высокоученый доктор Хофбауэр способен на такое? Исправление скрюченной кисти было не по силу доктору Зайдель[5], как вам, возможно, уже доложили. Марья Захаровна сделала и это. А уж о том, что она справилась в один день с воспалением легких у меня, даже не упоминаю.

Капитан-исправник, не будучи медиком, ничего не понимал в воспалениях, но из жизненного опыта знал твердо: никакой врач не в состоянии вырастить исчезнувшие зубы. И все же он попытался защищать свою позицию:

– Ваше сиятельство, так ведь сия особа врачом себя называет, не имея европейского университетского образования, а это самозванство чистейшее…

– Иван Александрович, да кто вам такое сказал? И университет она закончила, и магистерскую диссертацию защитила, только не в Европе, а в другом месте. Результат вы уже знаете. Тот же Николай Иваныч – он ведь тоже без европейского…

Княгиня интонационно выделила слово и артистически изобразила полное презрение.

– …образования, что не мешает ему быть лучшим хирургом, чем все эти господа, воображающие себя докторами. Впрочем, я могу пойти вам навстречу. Слова доктора Пирогова для вас, полагаю, достаточно? Так вот, я сделаю все возможное, чтобы Николай Иванович экзаменовал Марью Захаровну. Кстати, мой муж князь Мешков давно на этом настаивал. Он персона заинтересованная: война совсем уж рядом, и Марья Захаровна будет его моряков лечить и выхаживать. А уж о том, как прошел экзамен, вам, надеюсь, сам Пирогов не откажется поведать.

Плетнев постарался не показать радости в открытую. Это решение подходило ему наилучшим образом.

– Уверяю, княгиня, суждению Николай Иваныча полностью доверяю-с.

Результатом этого разговора был матрос-вестовой, пожаловавший в приемную к главному хирургу Севастополя с письменной просьбой Нахимова придти к нему в приемную в управлении флота. На все расспросы о состоянии вице-адмирала матрос давал уверения, что тот уж верно не ранен и кажется здоровым. Пирогов, теряясь в догадках, все же захватил саквояж с инструментами и велел немедля заложить экипаж.

В нахимовском кабинете было двое: сам хозяин, флотский лейтенант, и молодая темноволосая сероглазая женщина, одетая в странного покроя плащ с желтой лентой по подолу.

Адмирал, желая выказать уважение, встал из-за стола.

– Николай Иванович, за то, что откликнулись – благодарю-с.

У Пирогова несколько отлегло от сердца. Он понял, что дело не в организме самого Павла Степановича.

– Так чем могу, ваше превосходительство?

– Ах, Николай Иванович, давайте без чинов-с. Вот, позвольте вам представить: Мариэла Захаровна, из далеких краев, женщина-врач. Просит предоставить ей больного, на коем она могла бы продемонстрировать умения. А это наш ведущий доктор, он, можно сказать, главный медицинский начальник всего города.

Молодая дама улыбнулась и сделала реверанс.

Брови хирурга поползли вверх. Он не знал ни одного университета Европы, где женщина могла бы получить медицинское образование.

– Позвольте осведомиться, сударыня, какое именно учебное заведение вы заканчивали?

– Николай Иванович, разрешите не называть университета, который я закончила. Что бы я сейчас не сказала, у вас будут веские основания мне не верить. Давайте проверим мои слова практикой. Надеюсь, у вас найдутся больные или раненые, полное излечение которых находится за пределами ваших возможностей. Предупреждаю: среди них могут оказаться такие, от лечения которых откажусь я сама. Также нежелательны больные с повреждением костной ткани. Вообще-то излечить их в моих силах, но это потребует долгого времени, а его-то, как понимаю, нет. Другое дело, к примеру, тяжелые ожоги – тут мои способности могут быть к месту.

Чувства хирурга к этому моменту являли собой густейшую смесь. То, что молодая женщина из чужих пределов – это было понятно. Именно оттуда ее заметный акцент. То, что у нее нет ни на пятак почтительности к старшим в чине и возрасте – ладно, имя Пирогова не так уж известно в заграницах. Но вот ее заявление насчет ожогов…