Книга Любовь и жизнь как сестры. Личные истории знаменитых людей - Ольга Кучкина

– Когда начинаются перемены, они бывают какие-то глобальные.

– Я думаю, что изменился статус, вот что случилось. Она была, допустим, жена, а он специалист по Чайковскому. Он туда приехал и устраивается пять лет специалистом по Чайковскому или, в крайнем случае, по Шопену: понять, что его удел делать книжные шкафы, очень трудно. Женщины более цепкие, она стала программистом, он не владеет английским языком, она владеет, он перестал быть для нее героем – это всегда мне казалось жутко скучным.

– Послушай, ты говоришь как специалист… по любви. Как-то отстраненно. Как будто с тобой ничего подобного не происходило. Но с тобой происходило все то же самое. Я хочу напомнить тебе классическую фразу: я клянусь, что и это любовь была! И плита, и что-то еще…

– Конечно, конечно. Я помню, как я был влюблен, а девочка мне морочила голову и просто возбуждала ревность другого мальчика. Она меня бросила. Мы с ней ходили купаться, и мои плавки у нее сушились, и она прислала мне их с запиской: все, что скажет тебе человек, который передаст плавки, правда. Меня вызвали с репетиции, передали эти плавки, у меня поплыла земля от огорчения. Два дня я бешено переживал, познакомился еще с одной девушкой, которая, проведя со мной ночь, украла у меня чемодан, я сел и заплакал. Нет, я все понимаю, что это лучшие минуты в жизни, я понимаю, и что такое цветы, и что такое ночная улица, по которой стучат твои каблуки, когда ты возвращаешься, или каблуки твоей любимой. Но мне кажется, что высшая математика этого дела приходит с годами. Там странные тяготения, игры желёз и гормонов, а тут какой-то момент понимания друг друга, внедрения друг в друга, не эротическое, а другое, жалости друг к другу, необходимости друг другу. Я на днях был в огромной богадельне ленинградской, может, это и не богадельня, я не могу сказать, что она плохая, хотя любая богадельня, как ты понимаешь, печальная вещь. И вот среди этих искаженных возрастом людей на стуле возили женщину. У нее была блузка, какой-то галстучек, соломенная шляпка, все достаточно нищенски, в общем, понятно, что туда состоятельные люди не попадают. И стул этот возил тоже старичок в каком-то таком отутюженном костюмчике и с галстуком. Эта пара среди рухнувших людей держалась. И это был какой-то поразительный эффект, я не знаю, что это такое. Может, они брат и сестра, может, недавно здесь познакомились, может, муж и жена.

– Но чем-то они светились?

– Дело не в том, что светились. Они держались среди этого хаоса. Своим костюмом, своей дурацкой шляпкой, тем, что он завязывал галстук, человеческим достоинством, понимаешь. Я представил себе, как он приносит ей перловую кашу, может быть, я нафантазировал, но мне показалось, что это была какая-то высшая ипостась любви. Я помню, как один органист женился на очень молодой женщине, и все посмеивались по этому поводу, он был уже старик, а потом он умер, а она покончила с собой, и все онемели. Существуют какие-то высшие проявления всего этого… Я хочу тебе сказать, что не знаю, что получилось, что не получилось в «Двадцати днях», но мы хотели, чтоб было безумие от любви, и Петренко пригласили и играли весь эпизод для того, чтоб получился жлоб, это была отрицательная фигура. Потому что первая его реакция, ты обрати внимание, какая советская: другой бы побежал вешаться, как только узнал об измене, а он побежал письмо писать, отзывать аттестат, паек. А вот любовь, допустим, Никулина и Гурченко, их прощание мне казалось очень интересным, потому что это последняя или предпоследняя любовь, исследовать не буйство тел, а вот это тяготение…

– …постепенное-постепенное движение к тому, что души становятся родными. Это и есть высшая ипостась любви. Ты, Леша, говоришь: отрицательный человек. В любви, конечно, если есть бурная страсть, то дальше зависит от человека, во что она переливается, что она дает в результате, то, что он будет гадом, или, наоборот, в результате он к Богу идет. И эта пара в богадельне, это и есть то, во что все выросло. Но я хотела бы к твоей жизни обратиться, если позволишь. Я знаю тебя давно, и давно знаю Светлану, знаю, какой это бесконечно сложный союз, я говорю это, не вторгаясь в закрытую от чужих глаз жизнь, какой она и должна быть. Но знаю также, что вы по временам доходите почти до разрыва и снова воссоединяетесь, и не просто в любви, а в работе, вы все время работаете вместе, и это для меня поразительная история. Я люблю вас вместе и при том, что считаю тебя очень талантливым человеком, а Свету – очень умной женщиной, думаю, что вы друг без друга не можете работать, а может, и жить. Жизнь всегда сложна, а любовная – очень сложна, это дерево, которое растет то так, то эдак, то оно уродливое, то прекрасное…

– Ну, мне, честно сказать, на эту тему и разговаривать неохота. Ну давай я, значит, про тебя и Валеру начну, ты тоже завертишься, верно?.. Вот что, наверное, случилось: тут сочетание меня как режиссера и Светланы Кармалиты как сценариста и моего соавтора. Ведь вот, допустим, известно, что в космосе, если надолго запускать людей, то необходимо их подбирать по каким-то возможным признакам сожительства. Допустим, два волевых человека, скорее всего, в космосе сожрут друг друга, или один перекусит шланг, если другой вылезет в открытый космос. Очевидно, нужно какое-то сочетание характеров для замкнутого пространства или в экстремальных ситуациях. Поскольку мы живем не в Лос-Анджелесе, грубо говоря, а в этой нашей экстремальной среде, то образовалась такая пара, где недостатки одного, очевидно, компенсировались достоинствами другого, и ничего не известно, что получится без этого. Правда, я достаточно успешно закончил институт, у меня был отрывок лучший в институте… То есть не то что меня вытащили из помойного ведра, значит, отряхнули и сказали: вот… У нас действительно какое-то сочетание: я человек истерический и атакующий, но достаточно безвольный, на длинной дистанции мне делается скучно, мне хочется бросить, а Светлана человек жесткий и, так сказать, на длинные дистанции существующий. У Светланы не только конструктивный, толковый ум, у нее очень критический ум. И очевидно, я бы не выдержал, я бы не смог ни с каким другим человеком так близко работать. Когда мы работаем, Светлана сидит за машинкой, я по спине Светланы чувствую, что ей не нравится, и начинаю беситься, она даже голову не повернет, но я по спине понимаю, что пошло не туда. Я не скрываю, что вряд ли смог бы быть режиссером известным без Светланы. Ну и могла бы без меня Светлана писать, сказать не могу. Но сказать, что это счастье, что нас вот жизнь соединила, тоже довольно трудно, может, Светлана была бы счастливее, может, я был бы счастливее, если бы нас разъединила жизнь. Я не знаю, считает ли Светлана, что ей повезло… у меня нет никаких оценок. Весь фокус состоит в том, что мы очень сильно дополняем друг друга и в жизни, и в работе.

– Я могу только повторить: я клянусь, что и это любовь была.

– Мне такая мысль пришла: были свахи на Руси. Были глупые, пошлые, но были и другие. Может быть, в профессию свах входил талант подбора людей друг для дружки. Потому что иногда люди и не видели друг друга, как у Твардовского: она жила по эту сторону реки, он по ту – перевозчик, перевозчик, перевези меня на ту сторону домой. И работала сваха, понимая, что из чего может выйти. Совершенно неизвестно, что из Ромео и Джульетты могло получиться. Могла получиться ужасная пара: он бегает там по неаполитанским шлюхам, она гадкая, с синяками. И вдруг наоборот: мужчина и женщина, никогда не видевшие друг друга, а потом родятся дети, и вдруг из этого получается союз на всю жизнь, такой, когда уезжают, и любят, и ждут. Может быть, в эту профессию свах входило крупное искусство, нынче утерянное. Вот я думаю о женах декабристов. Не то что уж какая-то такая страсть погнала их в Сибирь. А может, и страсть. А может, общественное мнение. Они проклинали себя в этих возках, а вернуться было невозможно. Потому что предательство было не в моде. Сейчас известная женщина, прелестная внешне, замечательный депутат говорит: первый муж был хорош, второй тоже, зато третий богат.