Книга Юрий Богатырев. Чужой среди своих - Наталья Боброва

* * *

Интересно было его отношение к официальным званиям. Он не искал их – они его находили. Так, заслуженным артистом РСФСР актер стал еще в 1981 году. Во МХАТе, «рассаднике народных», где чрезвычайно сильна служебная иерархия, он и не думал хлопотать о том, чтобы подняться на одну ступеньку выше. Полагал, что все должно получаться само собой.

Так и вышло. Правда, не сразу. Лишь спустя семь лет руководство театра предприняло некоторые шаги. В личном деле артиста, которое ныне хранится в Музее МХАТа имени А. П. Чехова, аккуратно подшито несколько страничек за подписью административного, художественного, партийного и профсоюзного руководства театра. Это ходатайство тогдашнему министру культуры СССР В. Т. Захарову о присвоении Юрию Богатыреву звания народного артиста РСФСР.

Вот какие слова поддержки нашлись у директора МХАТа В. Анурова, художественного руководителя О. Ефремова, секретаря парткома МХАТа А. Степановой и председателя профкома театра А. Борзунова:

«Первая же роль Богатырева Ю. Г. в Художественном театре – Фурманов в спектакле «Мятеж» – принесла артисту заслуженный успех. Артист интересной творческой индивидуальности, обладающий благодарными сценическими данными, Богатырев Ю. Г. в равной мере владеет драматическими и комедийными красками, точно чувствует авторскую интонацию, ему присущи гражданский темперамент и глубокое, вдумчивое отношение к драматическому материалу. Все эти высокие актерские качества позволили Богатыреву Ю. Г. за десять лет работы на мхатовской сцене создать целый ряд значительных образов в ролях современного и классического репертуара. Это трагический характер Алексея Турбина в спектакле «Дни Турбиных», мудрый и обаятельный Илья Николаевич Ульянов в спектакле «Путь», неутомимый в своем пустословии Клеант в спектакле «Тартюф» и суховато-сдержанный Виктор Каренин в спектакле «Живой труп», талантливый, но безвольный Тригорин в «Чайке», новоявленный мещанин от интеллигенции Петр Полуорлов в «Старом Новом годе», одержимый до самозабвения учитель Киро в «Попытке полета», туповатый и педантичный Хеммерлинг в «Юристах» и другие.

Наряду с театральной деятельностью Богатырев Ю. Г., начиная с 1970 года, много и успешно снимается в кино и на телевидении, его имя сегодня хорошо известно широкому советскому зрителю по его своеобразному и многообещающему таланту, открывшемуся в его героях сорока кино– и телефильмов.

Богатырев Ю. Г. – постоянный участник общественной деятельности коллектива. Он часто и охотно встречается со зрителями, выезжает на предприятия, в молодежные аудитории. Неоднократно участвовал в шефских бригадах по обслуживанию воинов Советской Армии. За заслуги в области советского киноискусства Богатыреву Ю. Г. были присвоены почетное звание заслуженного артиста РСФСР (1981 г.), звание лауреата премии Ленинского комсомола (1979 г.)»[3].

Эти слова, а главное – дела артиста убедили высокое начальство. И 24 марта 1988 года «Ведомости Верховного Совета РСФСР» № 12 (1534) печатают указ № 356 о присвоении Богатыреву звания народного артиста РСФСР. Отныне в театральной программке перед его фамилией будут стоять заветные буквы – н. а. РСФСР.

Глава 17. Я вас пишу – чего же боле?

Особый реализм ■ Добрые шаржи ■ «Потом будет похоже!» ■ «Ранний Богатырев» ■ «Неужели это я?» ■ Маргарита без Мастера ■ Кого вызывает Таймыр ■ «Ваши пальцы пахнут ладаном!» ■ Роковая встреча ■ Товарищ заяц! ■ Тореро на проволоке ■ «Лучшая натура – в цирке!» ■ Ноги на фоне дачи ■ От Протасова до Тартюфа ■ Вылитый Филиппок ■ Пропавшие картины

Если сегодня многие артисты (Алла Демидова, Станислав Говорухин, Лев Прыгунов и др.) рисуют в свободное от спектаклей и съемок время, то в 80-х годах артист-художник был явлением неординарным. Тем более если он не следовал законам пресловутого социалистического реализма.

«Для меня рисование – средство выразить свое отношение к тому или иному человеку, персонажу, литературному произведению, показать, как я его воспринимаю, чувствую, – говорил Юрий Богатырев в одном из интервью. – Я никогда не пишу больших холстов, маслом, мои инструменты – коробка акварели, белила, гуашь и лист небольшого формата, и этого мне вполне хватает… Я люблю рисовать тех, кто рядом со мной, с кем работаю в кино, театре…

Да на меня и не обижаются обычно: мои шаржи не злые, я никогда не рисую человека, который мне несимпатичен, я делаю шаржи на людей, к которым хорошо отношусь, интересных мне по человеческим, творческим качествам. Рисуя, пытаюсь проникнуть в их суть… Я часто утрирую, но всегда рисую реалистично. И вообще я сторонник в живописи реалистического направления, ведь я актер, а это искусство настолько конкретно, реально…»[4]

* * *

Портреты Богатырева некоторые принимали за шаржи. Их осталось великое множество. Некоторые из них, как хорошее вино, «доходили» десятилетия.

Удивительная история случилась одновременно с двумя портретами, написанными Богатыревым в самом начале его артистической карьеры. Это изображения Сергея Никоненко и Иосифа Райхельгауза.

Во время подготовки к съемкам картины Никиты Михалкова «Спокойный день в конце войны», в которой участвовал и Никоненко, он и познакомился с Юрием Богатыревым. Богатырев снимался там один-единственный день. По роли он спрашивал Никоненко: «Кто там? Ку-ку!» И получал от него пулю в лоб.

Тем не менее после своей сцены артист не уехал, а остался и внимательно смотрел, как работают другие. Они с Никоненко подружились. И потом он написал его портрет. Посмотрев его, озадаченный Сергей Никоненко сказал:

– Юра! Чего-то не очень похож-то!

На что тот ответил:

– Знаешь, наверное, потом будешь похож.

И спустя много лет Никоненко встретил эту же фразу, читая о Микеланджело. Мастер как-то написал одного епископа. Тот также засомневался в «похожести». Микеланджело его успокоил: «Ничего, через сто лет будет похож»…

После этого Никоненко призадумался, почему Богатырев написал его именно таким. Ведь спустя годы портрет действительно стал больше похож на оригинал. И теперь артист очень дорожит им: «Это ведь „ранний Богатырев“!»

* * *

Портрет Иосифа Райхельгауза кисти Богатырева нынче хранится в Бахрушинском музее.

– Этот портрет мне очень нравится, – говорил мне Иосиф Райхельгауз. – Нам было тогда лет по двадцать пять. Но почему-то Юра, тогда глядя на меня, нарисовал меня пожилым человеком. И я все смотрел на этот портрет и думал: неужели я когда-нибудь буду так выглядеть?

И вот прошло двадцать пять лет… И я «перерос» портрет. Что интересно – теперь я вижу, как удивительно точно Богатырев смотрел в будущее своего персонажа. На его портрете – абсолютно угаданный тип с моим характером, профессией, темпераментом… Хотя, естественно, тогда нас не занимало будущее. Мы жили только тем, что происходило здесь, сегодня, сейчас.