Книга Перевал в середине пути. Как преодолеть кризис среднего возраста и найти новый смысл жизни - Джеймс Холлис

Как уже говорилось, две самые важные человеческие потребности – это потребность в заботе и потребность в доверии, то есть в ощущении, что жизнь как-то помогает и поддерживает нас и что мы можем достичь своей цели. Теодор Ретке провел свое детство в Сагинау, штат Мичиган; там у его отца была теплица. К этой теплице он обращается во многих своих стихотворениях, ибо она символизирует не только его родной дом, но и воспоминания о «райском зеленом уголке». Родительские образы являются потенциальными носителями архетипических сил заботы и доверия. Когда родители в состоянии нести и передавать эти силы, они начинают активизироваться внутри ребенка. Если же родители не могли обеспечить своего ребенка такими силами, то он начинает искать их у других людей, которые могли заменить родителей. В приведенном ниже стихотворении Ретке вспоминает, спустя много лет, трех отцовских работниц, которые помогли удовлетворить архетипические потребности мальчика:

Ушли в прошлое три древние женщины,Под которыми скрипели ступеньки тепличных лестниц,Когда они тянули белые веревкиЧтобы подтянуть, подтянутьПлети душистого горошка, львиный зев,Настурции, вьющиеся розы —К стройным гвоздикам и краснымХризантемам; жесткие стебли,Соединяли в сноп.Они привязывали и поправляли,—Эти цветочные – и больше ничьи – няни.Они сновали вверх-вниз,Быстрее птиц. Просеивая грязь,Они опрыскивали и шевелили растения,Широко расставив ноги.Их юбки развевались, как полог палатки,Их влажные руки мерцали;Как ведьмы, они летали вдоль грядок,Легко и свободно творя.При помощи усиков растенийОни сшивали воздух стеблями;Они проращивали семена, застывшие от холода,—Все эти кружочки, петельки и завитки.Они ставили на солнце шпалеру, по которой вилисьрастения;Они для растений делали больше, чем для себя.

Я вспоминаю, как они подняли меня, рослого мальчика,Сжимая и толкая меня под ребра,Пока я, смеясь, лежал у них на руках,Нежась, как в супружеской постели.Сейчас, когда в постели мне холодно и одиноко,Они все еще находятся возле меня —Эти древние, жилистые старухи,В своих цветастых платках, пропахших потом,С поцарапанными запястьями,И дыханием, слегка отдающим нюхательным табаком,Легкое дуновение которого почувствовал яв своем первом сне[82].

Эти три женщины, которые застыли во времени, словно мухи в янтаре, по-прежнему подпитывают внутреннего ребенка. Теперь стало понятно, что их работа и их забота о ребенке нужна была для создания теменоса, священного закутка в психике, пока поэт переживал трудные времена и боролся с чувством депрессии и утраты. Они больше чем просто работницы, они – няни, которые ухаживают за всем, что развивается, – будь то растение или ребенок. Поэт снова переживает удивление от таких простых вещей, как колыхание юбок, обворожительные движения, цветастые платки, поцарапанные запястья, запах нюхательного табака, – всех этих метонимий, которые обращены в прошлое. Из своего трудного настоящего, из холода и одиночества, он вновь погружается в то время, когда он ощущал заботу и душевную теплоту. Воспоминания поддерживают и даже подпитывают его изголодавшуюся душу. И мы сами, когда сталкиваемся в среднем возрасте с масштабностью жизни и одиночеством странствия, тоже можем хотя бы отчасти скрасить свое существование, обратившись к тому времени, когда жизнь действительно обеспечивала спокойствие и поддержку.

Ричард Хьюго потратил немало труда, чтобы найти такие омолаживающие воспоминания:

Ты помнишь, ее звали Йенсен. Она казалась старой,и всегда внутренне одинокой, с серым лицом, прилеп —ленным к окну,а почта никогда не приходила. За два кварталаотсюда, в Грубскисе,было безумие. На Пасху Джорж играл на старомтромбоне,когда они повесили флаг. Дикие розынапоминают тебе, что дороги остались невымощенны —ми, а колдобины и выбоины —в порядке вещей. Бедность была реальна: только бу —мажник и дух;и каждый день тянется медленно, как в церкви.Ты помнишьгруппу обшарпанных прихожан, стоящих в углу,плачущих о своей вере,обращаясь к звездам и неистовому Холи Роллерсу,каждый год арендовавших амбар, чтобы петь там своистрастные песни,и тот амбар сгорел, как только ты вернулся с войны.Зная, что люди, с которыми ты был тогда, – мертвы,ты стараешься поверить, что эти дороги починяти вымостят;что соседи, которые появились, пока тебя не было,симпатичные люди,а их собаки накормлены. Тебе все еще нужнопомнить о дорожных выбоинах и папоротнике.Ухоженные газоны напоминают тебе о поезде,на котором твоя жена однажды уехала навсегда, в ка —кой-то далекий пустой городишкосо странным названием, которое не вспомнить.Время 6:23.День: 9 октября. Год стерся в памяти.Ты злишься на соседей за свою неудачу.Потихоньку-помаленьку этот Грубскис испортил тебятак, что уже не поправишь. Однако ты знаешь, чтодолжен снова играть,и снова бледная госпожа Йенсен будет торчать в окне,слушаяотвратительную музыку, разносящуюся над проезжа —ющими машинами.Ты очень их любил, и они остаются, в своейбезысходности,без денег и без желания. Ты любил их, и скукой,которая была их болезнью, ты расплачиваешься залишний кусок пищи,оказавшись в каком-то неизвестном маленькомгородишке,и хочешь подружиться со страстными любовницами,чтобы почувствоватьсебя желанным в том тайном клубе, членами которогоони все являются[83].

Свое детство Хьюго провел прямо на улицах, где пустота в карманах сочеталась с пустотой духовной. Для ребенка время ползет медленно, но потом начинает лететь так стремительно, что становится очень трудно заметить все происходящие изменения. Наступает прогресс. На улицах положили асфальт, газоны ухожены, домашние животные накормлены. Но своей жизнью мы называем другие образы, всплывающие и снова исчезающие в этом странном повествовании. Люди, среди них есть родственники, добрые и не очень, приходят и уходят, и только неразрывное течение времени помогает понять смысл всего происходящего. Каким-то образом чувства поэта, место, где прошло детство, соседи – все это определяет ход вещей.

Если поэт считает свою жизнь несчастной, то отпечаток этого состояния несет на себе и место его рождения, начало его жизненного пути, омрачая его светлые детские мечты. Однако Хьюго, (да и Ретке тоже), когда наступают тяжелые дни, все же возвращается к месту, которое он покинул, чтобы получить какие-то скрытые указания, кто же он такой и что представляет собой его жизнь. Даже теперь «скукой, которая была их болезнью, ты расплачиваешься за лишний кусок пищи». Вряд ли кто-то задумает совершить длительное странствие в неизвестное без достаточных на то ресурсов. Но поскольку мы знаем, что друзья и любимые совершают собственное странствие и могут пройти с нами лишь часть пути, поэт вынужден хранить осколки воспоминаний, чтобы греть ими свою душу.