Книга Жандарм. На пороге двадцатого века - Андрей Саликов

– Продолжай. – Я не стал мешать ему. Человек явно «в теме».

Достав из кармана пиджака браунинг, Силин без предупреждения выстрелил в ногу пленному. Тот явно не ожидал такого и огласил окрестности громким воплем.

– Ну вот, а то якобы пули его не берут, – объяснил свой поступок Тимофей. – Сейчас другой заговорит. Этот задурил всем голову, мол, его сама Ван Юйцзе[21] заговорила от пуль.

– А ты, стало быть, вывел его «на чистую воду»? – Переводчик открылся мне с совершенно неожиданной стороны. Примем к сведению.

– Да, ваше высокоблагородие. Разрешите продолжать. – Он кивнул в сторону пленных.

– Что ж, давай заканчивай. – Профессионализм толмача меня полностью устроил. Осталось только подождать результатов. – Ефрейтор, поможешь господину переводчику.

– Слушаюсь, вашвысокобродь, – козырнул тот.

Я не стал «стоять над душой», а направился к начальнику поста уточнить, как произошло нападение.

Спустя полчаса Силин стоял передо мной с листами бумаги, где скорописью был записан допрос пленных. Всё было просто и понятно. Активист, потёршийся около восставших вожаков, решил одним махом стать «высоким чином» и для этого собрал отряд из местных. Часть из них работала здесь чернорабочими, остальные – пейзане с окрестных деревень. Вполне возможно, что кое-что крестьянам удалось бы разрушить, плюс и себя не забыть (пару штук льна нашли у убитых). Словом, проявил инициативу и, не дожидаясь остальных отрядов, начал самостоятельно воевать с «заморскими дьяволами». И быть может, и стал бы он, как говаривал Раскольников, «тем, кто право имеет». Было только одно большое НО. Семье одной не повезло. Я как увидел, что сотворили, особенно с детьми…

– Так, этого вздёрнуть, остальных расстрелять. Что ещё? – Я заметил реакцию Силина на свой приказ.

– Ваше высокоблагородие, – осторожно начал он, – казнь эта не впечатлит, здесь с главарями так просто не поступают.

– Хм, и что же, отдать его солдатам губернатора? Тогда все будут говорить, что именно Чан Шунь распоряжается жизнью и смертью. Самим? – Умышленно обострил ситуацию, заметив, как мой адъютант скривился от такой перспективы.

– Не стоит, ваше высокоблагородие, мы сами всё сделаем. – И в его глазах полыхнула жуткая злоба. Материнские рассказы явно пошли парню на пользу. И иллюзий относительно своих соседей (японцев и китайцев) у него нет.

– Добро. – Похоже, «эскадроны смерти» у нас уже появились, и это не мои солдаты. Очень не хочется устраивать карательные экспедиции в стиле зондеркоманд. – Господин поручик, мне нужен командир второй китайской роты. Пригласите его сюда.

– Слушаюсь.

Чжао Шунь приходился дальним родственником правителю Гирина. Его мать была одной из наложниц господина Шуня. И быть бы ему в лучшем случае конюхом (и то вряд ли), но, на его счастье, один из стрелков научил его обращаться с винтовкой. Чжао ходил за ним как привязанный, а когда тот заболел, ухаживал, словно за отцом. Всё это ему зачли, и однажды господин Вень разрешил сделать два выстрела. И оба раза он попал. На следующий день сам командир стрелков изволил смотреть на его результаты. Как всё прошло, он не может вспомнить до сих пор. Словно духи войны вселились в него и помогли поразить все цели. В результате он сразу оказался зачислен в роту, несмотря на юный возраст. Дальше было и плохое, и хорошее, война, где он показал себя отважным солдатом. На ней он поймал свою удачу, заняв первую, пусть самую малую, но командную ступень. На общем фоне их часть показала себя достойно, и господин Шунь наградил всех выживших десятью лянами. Ещё пятьдесят лян он заработал, стреляя в присутствии господина, выиграв состязание. Мать уже давно покинула дворец, но губернатору окольными путями шепнули, что победитель – его сын. И, будучи в хорошем настроении, тот назначил его командиром второй роты стрелков. И забыл (на время, естественно), а молодой ротный заимел кучу врагов. Выжил он, если честно, благодаря матери. Та, пройдя во дворце страшную школу, заставила многих врагов сына перессориться и на время забыть о нём (матушка была ещё очень хороша собой, и многие весьма уважаемые люди не прочь были взять её второй женой), и когда наконец господин решил посмотреть на новую часть, то был поражён. Солдаты были опрятно одеты и радовали глаз крепостью тела. Оружие в отличном состоянии. Боевая подготовка заставила иных побледнеть, и не от зависти, а от страха, страха за свою жизнь, ибо бывший в свите англичанин сквозь зубы признал, что они почти не уступают европейцам. Для всех это значило, что губернатор имеет теперь часть, которая даже превосходит гвардию императора.

– Запомни, сын, можно презирать белых, распускать слухи, что они не люди[22], но учиться у них необходимо. – Мать спокойно сделала глоток чаю. После того случая она вновь попала в фавор и несколько раз даже побывала в постели губернатора. Многие начали оказывать ей знаки внимания, забывая при этом о законной супруге и прежней любимой наложнице. Но Чжао знал, что мать окольными путями донесла весть госпоже Сунь о том, что знает своё место. А при личной встрече обе женщины договорились о разделе власти. А наложница Мэй скоро вновь пленила губернатора. Причём те, кто знал о реальном положении дел, молчали. – Кстати, европейцы, так кичащиеся своим превосходством, не считают нас за людей. Запомни это и пользуйся этим.

– Хорошо, матушка, – почтительно поклонился Чжао.

– Сейчас очень плохие времена, – продолжила она. – Мы слабы, англичане продают опиум, убивая нас и вывозя к себе серебряные ляны. Теперь германцы и японцы начали рвать нас на куски. Я боюсь, они разорвут нас на части.

– Духи предков… – начал было Чжао, но мать жестом заставила его замолчать.

– Духи предков, конечно, важны, но стальные пушки гораздо лучше доводят до врагов твои слова. Нам придётся сделать тяжёлый выбор, сын. Ихэтуани, эти крестьяне, не понимают, что, отрицая достижения белых варваров, мы только усугубляем своё положение. Ты сам отлично знаешь, какая у нас армия. Но разве мы не храбры? Нет, у нас храбрые воины, но им не хватает опыта и знаний. Именно ты начнёшь учиться у европейцев. – Она пристально посмотрела сыну в глаза, отчего он вдруг почувствовал озноб. До него внезапно дошло, что через мать ему доводят волю господина. Ибо страшны те слова матери. И страшны деяния господина, но оставлять всё, как есть, невозможно.

– Я всё понял, матушка. – И он склонился в глубоком поклоне…

Идя за русским офицером, он убедился в абсолютной правоте матери. Эти дьяволы легко, словно играючи, разбили войска Гирина и Цицикара. Но больше всего его напугал тот полковник, что командовал этим войском. Вначале он посмотрел на то, что умеют стрелки, и, несмотря на приказ (неофициальный, разумеется), смог увидеть истинные возможности роты Чжао.

– Итак, ротный, давай начистоту. Переведи, – приказал он стоящему рядом переводчику.