Книга Невротические стили - Дэвид Шапиро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такое восприятие мотивации, ощущение непричастности являются жизненно важным элементом во многих общеизвестных проявлениях импульсивных личностей. Например, с таким восприятием связаны поспешные действия людей, чье сознание не позволило бы им совершить подобные поступки намеренно. Возможно, чувство непричастности является также основным элементом в одном из самых интересных проявлений импульсивного характера — в явной самоуверенности и отсутствии беспокойства и тревожности (что при неврозе почти уникально).[47] Приведу общеизвестный пример: в состоянии опьянения многие обычные люди чувствуют усиление самоуверенности и освобождение от тревог, когда они, как говорится, «не ведают, что творят».
При размышлении о формальных характеристиках импульсивного действия они легко приходят в голову. Например, я упоминал, что импульсивное действие поспешно; оно быстро исполняется, и, что более важно, промежуток между замыслом и исполнением обычно очень короткий. Кроме того, импульсивное действие возникает внезапно и прерывается резко, притом что обычное действие, как правило, стремится к реальной цели и ему предшествуют соответствующие приготовления. К этим двум характеристикам можно добавить третью, вероятно, более важную. Импульсивное действие — это незапланированное действие. Нельзя сказать, что оно обязательно неожиданное; пьяница вполне может ожидать очередного запоя. Но ожидание (например, ожидание снегопада) — это вовсе не планирование.[48] Каждая из этих характеристик: поспешность, внезапность и незапланированность — отражает дефицит процессов мышления, обычно превращающих возникающие мотивы в действия. Похоже, что превращение мотива или склонности в действие «сокращает» («short-circuit»)[49] активные ментальные процессы. Что это за процессы? Можем ли мы приписать субъективное чувство непричастности и ослабления намерения, которое также характеризует таких людей, их дефициту или «сокращению»?
У обычного человека прихоть или полусформировашееся намерение что-нибудь сделать — это начало комплексного процесса, так что, если все в порядке, происходит ровный и автоматический процесс. Прежде всего, прихоть появляется в контексте продолжительных интересов и целей. В этом контексте она либо набирает важность, либо ее теряет, командует и либо привлекает внимание, либо нет. Если она внимание привлекает — то есть если она интересная, привлекательная или возбуждающая — она до какой-то степени влияет на направление интереса, существовавшее и раньше, и, в свою очередь, направление интереса модифицирует желание. Таким образом, желание интегрируется в ткань текущих целей и интересов. В сущности, даже нельзя считать полусформировавшееся желание или намерение началом интеграционного процесса, поскольку форма намерения — это часть существовавшего до того пласта и направления интересов. Человек, интересующийся искусством, по дороге на работу заметит картинную галерею и почувствует желание войти; человек, не интересующийся искусством, может ее даже не заметить. В любом случае, в обычном интеграционном процессе желание либо будет отвергнуто, либо разовьются интерес и эмоциональная и ассоциативная поддержка от существующей ткани целей и интересов. Мне представляется, что такой процесс свидетельствует о трансформации пассивной прихоти (или импульса) в активное и намеренное желание, решение или выбор. То, что могло быть кратковременной прихотью, стало постоянным желанием. Так закладывается основа для планирования, а планирование усиливает намерение.
Процесс интеграции прихоти и постоянных интересов дает одновременно несколько результатов. Во-первых, это трансформация полусформированной прихоти в активное желание или намерение. Во-вторых, модификация и развитие содержания прихоти; интеграция с существующими интересами и ассоциативное содержание изменяют прихоть, а активное планирование действия еще больше развивает и изменяет начальное желание. Третье последствие процесса интеграции — изменение отношения к объекту. Так же, как полусформировавшаяся прихоть получает содержание и эмоциональную поддержку существующих интересов, и объект получает дополнительное значение, существующее и потенциальное; когда прихоть трасформируется в ясное и активное намерение, его сопровождает возросший интерес к внешнему объекту. Так что разница между прихотью и намерением, решением или планом не только в уровне желания, разница — и в степени интереса к объекту.
Это результаты обычного интеграционного процесса, и следует сказать, что ни один из них не достигается в «сокращенном» интеграционном процессе импульсивной личности. Если прихоть не может получить эмоциональную и ассоциативную поддержку от постоянных целей и интересов, она не может развиться в постоянное активное желание, намерение или выбор. Она остается импульсом, мимолетным и неуловимым. Если постоянные цели не изменяют содержание прихоти или импульса или если его в процессе интеграции не обогащают ассоциативные и эмоциональные связи, то это содержание остается простым и примитивным, ему не удается укорениться среди постоянных интересов и импульс остается неуловимым. И, наконец, импульсивная личность испытывает стремление (в то время как другие чувствуют более богатое и устойчивое намерение) и крайне мало интересуется независимым содержанием объекта своего стремления. Его интересует не объект, а собственное удовлетворение.
Я описывал узость сходного интеграционного процесса у истериков, но ясно, что, по сравнению с импульсивным стилем, способность к изменению развита у истериков сравнительно хорошо. Сравним, например, романтический интерес истерика к объекту своего увлечения (интерес, конечно, мимолетный и, то что называется, «неглубокий») — с еще более мимолетным и, в сущности, эксплуататорским интересом к сексуальному объекту у многих импульсивных личностей.
Даже если очевиден дефицит или «сокращение» интеграционного процесса, остается следующий вопрос: в чем состоит этот дефицит? К этому можно добавить заключительный вопрос: какой же интеграционный процесс происходит в импульсивных людях? Ведь несомненно, что даже самые безрассудные импульсивные действия являются следствием интеграционного процесса. Альтернативную версию о том, что это просто взрывы инстинктивной энергии, в которых не задействованы исполнительные функции, очень сложно теоретически обосновать, и даже если такое случается, то явно только у психопатов. А импульсивные люди вовсе не становятся беспомощными жертвами инстинктивной энергии, и бесцельно не взрываются. Они действуют; и, хотя с обычной точки зрения импульсивные действия кажутся непостоянными и безрассудными, все же они адекватны и иногда дают превосходные результаты. Позже мы вернемся к этому важному моменту, а пока обратимся к бесспорному факту: импульсивное действие является результатом интеграционного процесса, хотя он отличается от интеграционного процесса обычного человека и безусловно более узок.