Книга За три моря. Путешествие Афанасия Никитина - Константин Кунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Трапезунде Никитина приняли за шпиона, посланного Узун-Хассаном. Ночью в подворье, где он остановился, нагрянула стража. Каморку обыскали. Все добро его унесли в крепость.
Утром Никитина позвали к турецкому паше[93]. Снова осмотрели его одежду, вьюки и сумы. Искали грамоты Узун-Хассана к его сторонникам. Ничего, конечно, не нашли и, продержав Афанасия шесть дней в крепости, отпустили. За эти дни много его добра перешло в руки паши и стражи. Особенно привлекали турок индийские драгоценные камни.
Через день генуэзский корабль увозил Никитина в Кафу.
В те годы Крым принадлежал татарским ханам, а по южному берегу его были раскинуты генуэзские селения[94] – Балаклава, Ялта, Гурзуф, Алушта, Кафа. Корабль, на который сел Никитин, только в ноябре попал к берегам Крыма. Ветры отнесли его сначала к Балаклаве. Плывя вдоль берега от одного селения до другого, корабль приплыл в Кафу.
Итальянские купцы из города Генуи основали Кафу на том месте, где теперь стоит город Феодосия. Когда в Крыму утвердились татары, генуэзцы стали платить им дань, и те не вмешивались во внутренние дела города.
Через Кафу генуэзцы вывозили зерно, кожу, меха, а ввозили сукно, оружие, посуду и другие итальянские товары. Московские, тверские и прочие русские купцы часто приезжали в Кафу. Никитин знал, что в Кафе он наверняка встретит русских, с которыми сможет вернуться на родину.
Монета завоевателя Византии – турецкого султана Мехмеда II
Генуэзцы называли этот город «Королевой великого моря».
Пройдя в городские ворота, Афанасий очутился на маленькой, мощенной плитами площади, посредине которой стоял человек, трубивший в рог и возвещавший жителям Кафы волю ее правителей. Далее высился дворец с узорчатой галереей.
Монета завоевателя Византии – турецкого султана Мехмеда II
Никитин пошел по улицам города, мимо высоких итальянских домов с красивыми балконами, мимо генуэзских, армянских и греческих часовен, мимо базаров, где торговали всякой снедью, вином и оружием.
Он искал пристанища, но владельцы заезжих домов боялись пускать к себе приезжего из турецкой земли без ведома правителя города. А Никитин не хотел попадаться властям на глаза.
Так бродил он весь день. Везде звучала итальянская, татарская, греческая и армянская речь. В лавках чинно торговали греческие и армянские купцы. Татары-грузчики катили на корабли бочки с вином, тащили мешки с зерном, вяленую рыбу.
Никитин знал, что главный свой товар – невольников – кафинцы не выставляют напоказ. На окраине города в глухих каменных сараях теснились пленники – добыча татарских набегов на русские земли, лежавшие близ Львова, Киева и Рязани. Кафа богатела на торговле рабами.
Но «Королева великого моря» доживала последние дни. С тех пор как турки захватили Константинополь и заперли выход из Черного моря, торговая жизнь Кафы стала замирать. Все приходило в упадок.
Никитин заметил, что башни Кафы дали трещины, в гавани стояло мало судов. В городе чувствовалась тревога, все ждали нападения турок и в каждом чужеземце видели шпиона.
Эту подозрительность кафинцев Афанасий испытал на себе. Уже солнце садилось, а он все еще бродил по улицам, усталый, измученный, сонный. Незаметно забрел он на окраину города. Вдоль улицы тянулись сады, окруженные невысокими глухими оградами.
Никитин завернул за угол и внезапно остановился. Из-за ограды доносилась заунывная песня. Кто-то пел приятным, мягким голосом.
Волнение охватило Никитина. Прислонясь к стене, он слушал.
Песня была русская. Впервые после смерти Юши слышал Афанасий русскую речь.
Никитин бросился бежать к тому месту, откуда доносилась песня, и остановился, вслушиваясь в дорогие, родные слова.
Слезы катились по щекам Афанасия, он не смахивал их и все слушал, стараясь не проронить ни слова.
Никитин не выдержал.
– Земляк! – крикнул он.
Певец сразу замолк.
Царапая руки и ломая ногти, Афанасий взобрался на ограду и глянул вниз.
Большая канава шла от ограды в глубь сада. Канаву копал человек в выцветшей синей рубахе и серых штанах. Голова его была не покрыта, а волосы перехвачены надо лбом ремешком.
– Земляк! – повторил Никитин и, спрыгнув вниз, побежал по винограднику.
– Кто ты? – с испугом тихо спросил человек в синей изношенной рубахе.
– Русский, земляк твой, – ответил поспешно Афанасий. – По слову русскому стосковался. Али не признал своего?
– Обличье не наше, – сказал русский.
Никитин был одет в персидский халат, а на ногах – сафьяновые красные сапоги.
– Из дальних земель я, – сказал он. – А ты кто?
– Аль не видишь? – с печалью ответил русский, показывая куда-то вниз.
И тут только Никитин заметил кольцо на щиколотке русского, толстую цепь, змеей извивавшуюся по канаве, и громадное каменное ядро на другом конце ее.
– Неужели полоняник?! – с ужасом воскликнул Никитин.
– Полоняник, – ответил тот.
Так встретил Афанасий первого земляка на пути к родной стране.
Никитин жадно расспрашивал его о Руси. Это был крестьянин с глухой окраины Рязанского княжества. Два года назад татарские наездники захватили его в лесу. Он знал лишь дела рязанские да мельком слышал о делах великого князя Ивана Васильевича. Рязанец стосковался по Родине. Сидя на краю канавы, он рассказывал о своей семье, жене, детях.
Когда стало темнеть, полоняник сказал Афанасию:
– Уходи, добрый человек! Скоро придет хозяин – не дай бог, застанет тебя да подумает, что ты увезти меня задумал. Будет мне лютая мука, да и тебя схватят. Уходи от беды! Прощай!
