Книга Крушение - Эмили Бликер

Несколько раз, когда я все-таки отключалась, мне казалось, будто я снова чувствую, как вороватые пальцы хватаются за край моей футболки или за пояс шортов, шарят в поисках голой кожи. Но я скоро поняла, что стоит мне повернуться немного влево, или кашлянуть, или издать еще какой-то человеческий звук, как все прекратится.

* * *

Я хочу, чтобы это кончилось раз и навсегда.

Не знаю, сколько я еще смогу справляться с пыткой бессонницей. Надеюсь, что в одиночестве, в отсутствие тех двух представителей человеческого рода, с которыми я уже два месяца делю этот остров, вдали от монотонного шума волн, запахов морской соли и пота, пропитавших наше убежище, в голове у меня прояснится и я что-нибудь придумаю.

Узелок становится тяжелее, плечо под ним ноет, но тут я как раз достигаю кокосовой пальмы с двойным стволом в форме буквы V, которая сигнализирует о том, что здесь пора поворачивать на еле заметную тропу, ведущую к нашему островному оазису. Приложив пальцы к стволу, нашариваю на коре почерневший от времени косой крестик – это зарубка, одна из тех, что оставлял на стволах Дэвид, когда мы с ним выслеживали, как именно Кент идет к воде. Сегодня они мне пригодятся. От дождя подлесок разросся во все стороны, так что раз-другой мне даже приходиться остановиться, чтобы понять, не сошла ли я с тропы.

Но вот деревья начинают расступаться, а земля под ногами – хлюпать и чавкать. Вдруг я оказываюсь по щиколотку в чистой прозрачной воде – оказывается, от недавних дождей пруд тоже увеличился в размерах и разлился. Мой любимый постирочный камень, который обычно торчит почти у берега, теперь со всех сторон окружен водой. Я не хочу, чтобы кроссовки промокли насквозь – их надо потом сушить целый день, – поэтому пристраиваю свой узелок с бельем на ближайшую ветку, а сама скидываю обувь, с трудом стаскиваю по влажным ногам шорты и выбираюсь из дырявой зеленой футболки с треугольным вырезом. Бретелька моего зеленого с белым танкини сваливается с плеча. Купальник уже потерял эластичность, но самые важные места еще прикрывает. Сброшенную одежду и обувь я кладу поверх белья в узел, снова забрасываю его себе за плечо и осторожно вхожу в черную прохладную воду.

Удивительная способность этой воды к омоложению дает себя знать, еще когда я бреду к камню, погрузившись по колено. Из последних сил подхожу к нему, кладу свою ношу на его поросшую мхом вершину и вздыхаю – мне так хочется лечь на него, словно на кровать, подсунуть под голову узелок вместо подушки и заснуть. Но остатки присущей многим домохозяйкам трудовой этики напоминают мне, что мамочка отдыхает, только когда вся работа сделана. Черт.

Порядок действий у меня всегда один – сначала я стираю белье, потом моюсь. Чтобы сполоснуть и отжать наши немногочисленные пожитки, много времени не нужно; пиджак Маргарет я, как всегда, оставляю напоследок, и долго тру это ржаво-коричневое пятно, точно надеюсь, что вместе с ним исчезнет и боль от ее потери. Наконец погружаюсь в воду целиком и плыву к маленькому алькову в камнях на другом краю пруда, где погружаю руку глубоко в расщелину. Я нашла ее неделю назад, и в нее как раз помещается туалетная сумочка Маргарет.

Если аптечка первой помощи спасла нам жизнь, то туалетные принадлежности свекрови помогли мне сохранить рассудок. Среди них обнаружились разные мелкие металлические вещички, вроде ножничек для ногтей и щипчиков. И потрясающий ассортимент гигиенических принадлежностей из разных отелей: тут тебе и шампуни, и мыло, и зубная паста со щеткой, и влажные салфетки, и лосьон. Я даже немного удивилась, не обнаружив в сумочке купального халата.

Эти крохотные пакетики и пузырьки помогают мне снова почувствовать себя человеком. Просто удивительно, до каких высот поднимает настроение капля ароматизированного шампуня с горошину величиной. Кент и Дейв прекрасно знают о моем схроне, но, кроме ножничек и щипчиков, которые являются ценными предметами повседневного использования в нашем островном быту, ничего больше из моих драгоценных запасов их не интересует. Дейв, правда, прячет где-то недалеко от лагеря кусок мыла. Ну и хорошо, значит, мне больше достанется.

Я снова вплавь возвращаюсь к камню, медленно, по частям, стаскиваю с себя купальник, прополаскиваю каждый предмет в чистой воде, отжимаю и раскладываю на просушку. Оставшись голой, с удовольствием намыливаюсь, следя за тем, чтобы мыльные пузырьки покрыли каждый участок моего тела. Жизнь на острове сделала меня поджарой и мускулистой, живот втянулся, и теперь лишь белесые следы от растяжек напоминают о том, что это тело когда-то производило на свет человеческие существа. Волосы на ногах и в подмышках стали густыми и длинными, как у мужчин. Поначалу меня это смущало, но теперь волосяной покров на конечностях стал для меня такой же обыденной частью моего нового тела, как тощие ляжки и выпирающие тазовые кости. И все же я иногда скучаю по ощущению шелковистости кожи после бритья.

Пока я отскребаю себя таким образом, запах цветочного шампуня приятно щекочет мне ноздри, а кожу, обработанную отельным мылом с запахом крахмала, быстро стягивает на воздухе. Втерев в волосы пригоршню шампуня, я задерживаю дыхание и погружаюсь в воду целиком, мотая головой так, что клочья пены расплываются от моих вымокших кудряшек в разные стороны. Изумительное, несравненное чувство чистоты.

Когда моя голова снова оказывается над поверхностью воды, я вздыхаю. Маленький перерыв в лагерной жизни подошел к концу. Сквозь щелку в ветвях я вижу, что облака опять закрыли солнце. Без солнца воздух сразу становится промозглым, а значит, близок очередной шторм. Наскоро продрав волосы расческой, я вброд дохожу до камня и вытираюсь рубашкой Дейва, уже почти высохшей. Надо собираться и скорее возвращаться в лагерь, а то польет дождь и все мои усилия пойдут насмарку.

Я беру с камня свои еще не досохшие трусики и натягиваю их на себя прямо в воде; эластичные бежевые кружева поверху все еще довольно ловко льнут к моему телу. Я уже поправляю вторую бретельку лифчика, как вдруг в окружающих меня джунглях раздается треск. Похоже, как будто под чьей-то ногой треснула ветка, причем близко, пугающе близко. На острове полно разных тварей, к которым я никогда не привыкну, – змей, ящериц и крыс… особенно крыс. Список проносится у меня в голове так быстро, что я даже не успеваю следить за ним.

– Алло! Здесь есть кто-нибудь? – Голос эхом возвращается ко мне, хотя я и говорю шепотом.

Тихо, стараясь не плеснуть, выхожу из пруда на шелковистую грязь берега и на цыпочках крадусь к полосе деревьев, из-за которой долетел звук. Вообще-то мне совсем не хочется знать, что это было, но я чувствую, что должна это выяснить. И тут снова слышу этот хруст – теперь я уверена, что-то большое пробирается через кусты. Я прячусь за ствол баньяна. Наверное, я бы даже залезла на него от страха, не будь его кора гладкой, а самая нижняя ветка – футах в восьми над моей головой.

До меня доносится глухой удар и какой-то рык – не совсем звериный, но и не вполне человеческий. Ко мне приближается что-то очень крупное. Мы пока не встречали на острове хищников, но это не значит, что их здесь нет. Разворачиваясь на цыпочках, я прыгаю в черную воду, плыву к скале, прячу туалетные принадлежности, потом возвращаюсь к камню, быстро сгребаю с него недосохшее белье, свои кроссовки и завтрак. Перебросив узел за левое плечо, босиком бегу через лес, к пляжу.