Книга Разрыв во времени - Дженет Уинтерсон

Пердита поднялась из-за стола, встала на цыпочки и поцеловала отца. Потом поднялась на сцену. Парни встретили ее улыбками и кивками. Том на банджо. Вилл на контрабасе. Стив на рожке. Рон на гитаре. Джой на барабане и губной гармошке.

Они заиграли свою кавер-версию старого кавера Бетт Мидлер старой песни Тома Уэйтса. Банджо и голос Пердиты вступили, словно далекая, полузабытая история.

Я покидаю свой дом, покидаю семью. Многих и до меня звало море…

Паст сидел за столом рядом с Кло, потягивал виски, слушал Пердиту, смотрел на нее.

А что, если бы в ту ночь он сделал другой выбор? Что, если бы он развернулся и просто ушел, позабыв о ней?

Какой была бы его жизнь теперь? А ее жизнь?

В ту ночь с грозой, и дождем, и луной, похожей на мандалу света в разрывах туч, как раз луна и подала ему знак. Малышка была словно видимый уголок сложенной карты. Линии где-то внутри, теперь поблекшие: ее настоящие родители, которых она никогда не узнает, и жизнь, которой больше нет. Другие дороги, по которым она никогда не пройдет. Люди, с которыми она не встретится. Будущее, которого не будет.

Потому что ее родители бросили карту сложенной на столе, а сами ушли.

Это была карта открытий. Никаких больше Северных полюсов, Атлантических океанов или Америк. На Луне уже побывали. И на дне моря.

Но она вышла в мир с чистым листом и компасом – собой.

Нехоженые моря. Неведомые берега.

Песня закончилась. Пердита взяла микрофон и попросила тишины.

– Мой папа, Паст… Вы все его знаете. (КРИКИ И АПЛОДИСМЕНТЫ.) Мы собрались, чтобы отпраздновать его день рождения. (БУРНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ.) Сейчас мы все вместе споем ему «С днем рождения тебя». Но сначала я хочу сказать ему спасибо. За то, что он лучший папа на свете.

Паст поднялся из-за стола. Музыканты заиграли. С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ ТЕБЯ.

А потом все услышали…

Что это, гром?

Рев дикого зверя?

Вражеское вторжение?

Апокалипсис?

Все повставали с мест. Ворота распахнулись, словно сами собой.

Ослепительный дальний свет. Рев мотора. Малая скорость, сброшенная со скорости света.

«Делореан».

Зель: О, нет!

Кло: Ешкин кот!

Паст: Что за…?

Двери «делореана» поднялись, будто крылья. Автолик материализовался рядом с машиной, словно был там всегда. В черных зауженных брюках, тонкой черной водолазке и красном жилете.

Он похож на Дьявола, который явился забрать причитающуюся ему плату, подумал Зель.

Разве мы договаривались о покупке? – подумал Кло.

Автолик взгромоздился на стул и поднял руки вверх.

– Я просто доставил заказ. Кло! Кло! Ты где?

Кло выбрался из-за стола, очень жалея о том, что он не умеет становиться невидимым.

– Вот сын, – провозгласил Автолик. – А где отец?

Паст вышел к нему. Автолик схватил его руку и принялся трясти, как заведенный, пока не кончился весь завод.

– Это что? – спросил Паст. – Кабаре на выезде? – Скорее, ангел. Я принес добрую весть. Кло! Кло!

Кло оттащил Автолика в сторонку.

– Разве я что-то подписывал? Я ничего не подписывал.

Автолик достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги и принялся его разворачивать. Кло показалось, что бумага дымится. На самом деле дымится.

– Да, да, подписывал… Видишь пламя и следы от копыт? Шутка. Я беру «сильверадо», ты берешь «делореан». Отличный обмен, малыш!

Кло выпрямился в полный рост, повернулся к отцу и откашлялся, прочищая горло.

– Папа, да, папа… с днем рождения. Это твоя машина.

– Моя машина?

Автолик запрыгнул на стул, как дрессированная цирковая собачка.

– Леди и джентльмены! Прошу внимания! С гордостью представляю вам… «ДЕЛОРИАН»!

Многие из присутствующих разразились одобрительными криками. Автолик улыбнулся и скромно потупился, словно только что победил в конкурсе «Мисс Америка». В его глазах блестели слезы.

– Спасибо. Спасибо. Слышу, кто-то из вас уже вспомнил. Фильм «Назад в будущее». Тысяча девятьсот восемьдесят пятый год. Да, все верно! «Делореан» – это не просто машина. Это машина времени. Как сказал великий писатель Уильям Фолкнер: «Прошлое не умирает. Это даже не прошлое».

(АПЛОДИСМЕНТЫ)

Автолик спрыгнул со стула.

– Паст! Паст, садись в машину! Парень, который придумал эту модель – Джон Делореан, – был ростом шесть футов четыре дюйма. Это солидная, большая машина… Я ее потому и продаю… не дотягиваюсь до педалей. У тебя очень хороший сын.

Голос из толпы: ДАВАЙ, ПАСТ! ОТПРАВЛЯЙСЯ ОБРАТНО В ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТЫЙ И СПАСАЙ МАРВИНА ГЭЯ!

Паст сел в машину и повернул ключ зажигания.

Мотор не завелся. Паст попробовал еще раз. Мотор не завелся. Автолик заметно занервничал. Он оттащил Кло в сторонку.

– У тебя есть молоток?

Зель прекратил запускать руки в волосы, подбежал к «делореану» и рывком открыл задний капот.

– Зель! Что ты здесь делаешь?

– Я тебе ГОВОРИЛ, у меня свидание. Только теперь никакого свидания не будет, потому что кто-то, не будем показывать пальцем, ободрал сына и испортил отцу день рождения.

– Не сердись на меня.

– Отойди! Не мешай.

– Тебе нужен молоток?

Зель достал из кармана складной многофункциональный нож.

– У парня золотые руки. Может починить все, что угодно! А я вам расскажу, в чем тут дело. Такие машины подобны породистым скаковым лошадям. Хотите машину, которая ЕДЕТ? Каждый может купить машину, которая ЕДЕТ. Это банально до неприличия. «Делореан» – вот машина, которая не всегда ЕДЕТ, но всегда остается МАШИНОЙ. Я вам сейчас расскажу, что происходит, когда такая машина не ЕДЕТ. Мироздание дарит вам миг чистейшего дзена в мире, одержимом движением вперед. Когда вы в последний раз проверяли свой уровень кортизола? Америка работает на кортизоле. Это вредно для сердца, вредно для холестерина, вредно для мира в семье – ты вечно дерганый и раздражительный. А потом ты садишься в машину – в эту машину, – и она вдруг не ЕДЕТ, и вот тогда ты задаешься вопросом: КУДА Я ЕДУ? ЗАЧЕМ? Вот философия, что всегда под рукой. Это машина-субстанции. Когда ты в ней едешь… или не едешь… эта машина, она, как кот Шредингера. Жива и мертва одновременно. Если ты получил опыт с «делореаном», все остальное уже прах и пыль. Дребедень, не стоящая внимания.

Паст скрестил руки на груди и смотрел на Автолика сверху вниз – он был на полторы головы выше красноречивого торговца всяческой дребеденью.