Книга Пророчество - Андрей Кокотюха

Этот человек всегда протягивал для рукопожатия левую руку, и тот, кто не знал этого или впервые имел с ним дело, поначалу терялся. Зато знакомые поступали так, как сделал сейчас Горелый: не пытались пожать его левую своей левой, а просто хлопали ладонью по раскрытой ладони, и этим дело ограничивалось.

– Люди сказали, ты откинулся.

– Я для людей представляю интерес?

– Ты же нормальный мужик, начальник. – В тоне мужчины не было ни тени иронии. – Реально. Я даже разыскать тебя хотел, да только закрутился. – Последовал кивок куда-то за спину. – Дела у меня здесь. С таможенниками понадобилось пару тем перетереть.

– И как успехи?

– Про кризис слышал?

– А то! Народ на зоне не такой уж дикий. Политинформации, опять же.

– Да понятно. Ну вот, и договариваться теперь легче. А еще пару лет назад столько гонору – ни с какими деньгами не подходи… Слушай, давай по сто. Я угощаю!

– Не откажусь.

Оба направились к стойке.

– О! – воскликнула барменша, ухоженная, но несколько усталая женщина средних лет. – Каким ветром, Воля? Что-то давно тебя видно не было…

– Просто в твою смену не попадаю, – ответил тот, кого назвали Волей. – Ты лучше найди нам с товарищем два по сто коньячку нормального, а не того, которого целый вагон на прошлой неделе на Зерновое погнали.

– От того уже и половины не осталось, – усмехнулась барменша, артистическим жестом извлекла из-под прилавка початую бутылку, рядом поставила пару пластиковых стаканчиков. – И когда это я тебе паленого наливала? Так по сто?

Воля внимательно посмотрел на молчаливого Горелого.

– Сто и сто пятьдесят. И лимончик порежь.

– С сахаром?

– Давай.

Через пять минут мужчины расположились за круглым столиком, поставив между собой тарелочку с ломтиками лимона.

– С возвращением, начальник!

– Да какой там из меня начальник теперь…

– Для меня – кем был, тем и остался.

Этого человека действительно звали Воля, чем в своем уже весьма отдаленном бандитском прошлом он страшно гордился. Дедом его был немец, один из тех военнопленных, которых оставили в Союзе после войны – восстанавливать народное хозяйство. Отца Воля звал «истинным арийцем», несмотря на то что бабушка, загулявшая с немцем, записала отпрыска под своей чисто украинской фамилией Шульга. А самому Воле досталось вполне аутентичное немецкое имя Вольдемар.

Известных на весь мир Вольдемаров не нашлось, но именно так звали какого-то баварского барона, который якобы приходился Воле прадедом, а собственного деда он даже на фото не видел: бабушка уничтожила все следы своего послевоенного «греха».

Получивший имя в честь предка-аристократа, сам Воля особым благородством не отличался. После того как пала Берлинская стена, его отец неожиданно начал хлопотать о возвращении на историческую родину, даже разыскал каких-то дальних родичей в Германии и затеял с ними переписку. А Вольдемар тем временем шаг за шагом осваивал частное предпринимательство. Правда, этот путь с неизбежностью привел двадцатидвухлетнего кандидата в мастера спорта по пулевой стрельбе к связям с криминальным миром. К счастью, Воле удалось не только уцелеть в перестрелках лихих девяностых, но и с помощью отца, к тому времени благополучно перебравшегося на «фатерлянд», наладить бизнес-контакты с немецкими родственниками. Это фантастическое везение Воля пояснял исключительно наличием оригинального имени, даже придумал поговорку: «Воля волю притягивает».

Познакомившись с ним в процессе раскрутки какого-то убийства, Горелый, тогда еще действующий опер, нашел этому везению более рациональное объяснение. Вольдемар, в чьих жилах текла солидная доля немецкой крови, в отличие от братьев-славян, был острожен, хладнокровен и умерен в аппетитах. Он избегал ввязываться в сомнительные авантюры и даже в девяностые умудрялся ходить по самому краю, не пересекая красную черту. Слухи о нем бытовали разные, в частности, с Волей связывали ряд исчезновений и внезапных смертей таких же, как он, далеко не идеальных людей, а кое-кто из задержанных, не под протокол, делился воспоминаниями об этом суровом, а подчас и жестоком человеке. Вместе с тем он даже в критические моменты всегда готов был на время поступиться собственными интересами, если для того, чтобы защитить их, требовалось пойти на откровенный и не оправдываемый никакой логикой беспредел.

Зная это, Сергей, к тому времени проработавший в «убойном» отделе не больше года, не прислушался к более опытным коллегам и, несмотря на то что реальной необходимости в этом не было, вызвал Волю повесткой. Тот пришел из чистого любопытства – взглянуть, что это за нахал завелся в розыске. Сам допрос оказался ожидаемо коротким: Вольдемар аргументированно отмел свою причастность к каким бы то ни было кровавым разборкам, но после этого мужчины проговорили еще больше часа просто «за жизнь». В ходе этой беседы Сергей окончательно убедился в том, что пять лет разницы в возрасте – вещь существенная, и настолько, что порой они могут показаться целой эпохой.

Нельзя сказать, что с тех пор они подружились, как и нельзя утверждать, что Вольдемар был действующим криминальным авторитетом. На протяжении всей жизни он ни разу не был судим и, конечно же, не мотал срок. Максимум, что он провел за решеткой, – это сорок восемь часов в КПЗ, и то в ранней приблатненной молодости. Впоследствии Горелый и Воля время от времени встречались, хотя их отношения так и оставались непроясненными для обоих. Однажды они попытались разобраться с этим, но у них ничего не вышло, разошлись, так ни о чем и не договорившись. Однако Сергею было известно, какое влияние имеет Воля на многие процессы в бизнесовом и криминальном Конотопе, и, как только что выяснилось, он даже был в курсе проблем бывшего оперативника.

– Ну, будем здоровы!

Воля, не чокаясь, поднял свой стаканчик, сделал глоток и потянулся за лимоном, с любопытством наблюдая за тем, как Сергей давится коньяком, безуспешно пытаясь одним махом оприходовать свои сто пятьдесят. В конце концов Горелый поперхнулся и раскашлялся, а Воля, наклонившись вперед, постучал его кулаком по спине. Потом, заглянув в глаза, спросил как бы невзначай:

– Давно гуляешь, начальник?

– Третий день пошел.

– Я об этом. – Воля постучал ногтем по стаканчику.

– А… – Коньяк уже спасительной теплотой растекался по желудку. – Да… Нет, не очень…

– Я слышал про Шполу. Все слышали, – уточнил Вольдемар. – Считай, помянули мужика. И все равно они б его съели. Слишком правильный… был. У вас таких не любят.

– А у вас?

– И у нас такие не приживаются, – с легкостью согласился Воля, не уточняя, где это «у нас». – Слушай, не мое это дело, конечно, вы же с ним друзьями были… Завязывал бы ты с этим, начальник, а? Хотя бы ненадолго.

Горелый по-волчьи зыркнул из-под козырька на собеседника, произнес: