Книга Блокада в моей судьбе - Борис Тарасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на некоторые улучшения, в целом положение нашей семьи продолжало оставаться очень тяжелым. По-прежнему было очень голодно, постоянно хотелось есть. Поэтому главным позитивным чувством этих дней оставалось ожидание приезда папы. Его с «Дороги жизни» иногда направляли в Ленинград по делам службы, и тогда он старался заскочить к нам на несколько минут, завезти хоть что-нибудь съестное. Это были самые простые продукты: подмерзшая картошка, квашеная капуста, соленые зеленые помидоры, сухари, крупа, но для нашего питания они были огромной поддержкой. Каждый приезд отца вызывал нашу неописуемую радость. И хотя общий фон питания нашей семьи оставался по-прежнему тяжелым, но теперь, по крайней мере, появилась надежда на то, что угроза голодной смерти от нас отступила.
Приезд отца в этом страшном, очень голодном и холодном январе запомнился мне как-то особенно. Дело уже было в середине месяца, стояли жестокие морозы. Ехать отцу пришлось до нас в кузове автомашины, и несмотря на белый полушубок и меховую шапку, он сильно промерз и долго не мог согреться. Я, как мог, изо всех сил топил печурку. Натопил так, что пришлось в конце концов даже открывать форточку. За это время мама наварила картошки.
Вскоре началась скромная трапеза. Запомнилась она особой обстановкой и рассказом отца. Представьте себе темную комнату, слабо освещенную лишь стоящей на столе коптилкой. Раскаленная буржуйка дает всполохи огня на стены. За столом, после длинного перерыва, вместе все семейство: папа, мама с Ларисой на руках, я, Володя, Вася, Гена.
Отец внимательно смотрит на нас, исхудавших от голода, жадно ждущих еду. После того, как поели картошки с зелеными помидорами, погрызли сухарей, запивая кипятком, отец, обычно не склонный к беседам и тем более сантиментам, вдруг начал говорить. Как я теперь понимаю, своим рассказом он пытался помочь нам выстоять в этой жуткой обстановке и говорил о тех, кому еще хуже, чем нам.
– Да, дети, – глуховатым, простуженным голосом говорил отец, – я понимаю, вам здесь, конечно, очень трудно, а иногда совсем плохо. Но знайте, как невыразимо мучительно трудно тем солдатам, которые воюют с врагом на фронте. У них тоже практически нечего кушать, но им приходится нести боевую службу изо дня в день, на стуже, в обледенелых окопах. Один неверный шаг – и смерть. Им постоянно приходится быть начеку. Стоит только солдату шевельнуться в окопе, как враг тут же открывает огонь из минометов, осыпает тысячами смертоносных осколков. Если уснул или даже задремал на посту, вражеские лазутчики тут же его убьют и зарежут его отдыхающих товарищей. Вот в такой обстановке, изо дня в день несут солдаты свою службу.
Отец помолчал. Его худое лицо каким-то багровым пятном высвечивалось на фоне раскаленной печки. Именно этот образ отца больше всего запомнился мне от того вечера и его слова в заключение:
– Ребята, сегодня всем трудно, но мы должны выстоять и победить врага.
Через некоторое время за ним заехала машина и он, прижав нас всех к себе, попрощался и вновь уехал в ночь.
С годами, став уже взрослым человеком, я начал понимать, как сложно было отцу в военное время доставать эти немудреные продукты и привозить их нам. Поэтому мы, его дети, не можем без чувства огромной благодарности вспоминать глубоко человечный, нравственный подвиг нашего отца по спасению семьи.
В феврале 1942 года случилось еще одно очень важное для нашей семьи событие. Однажды отец привез новую чугунную печку. Она была примерно с метр высотой, полметра в диаметре, потребляла меньше топлива, а самое главное – быстро нагревалась и после прекращения топки довольно долго держала тепло. Кроме того, она имела довольно большую площадь для того, чтобы ставить кастрюли, готовить пищу, нагревать воду.
В комнате сразу стало как-то уютнее. В доме также появилась керосиновая лампа, которую тоже привез отец. После коптилки вечерами в комнате стало намного светлее.
Видимо, хорошо проявив себя на «Дороге жизни», к концу этой страшной зимы отец пошел на повышение по службе и был переведен в штаб Ленинградского фронта, который располагался в Смольном дворце, то есть совсем недалеко от нашего дома. По роду своей новой деятельности он встречался с многими руководящими работниками штаба и управления фронта. Ему не раз приходилось выезжать в составе различных групп для оказания помощи командованию соединений и частей непосредственно на передовые позиции.
Уже после войны он много рассказывал мне о своих впечатлениях по работе различных звеньев фронтового аппарата Управления. Главное, что я вынес из этих рассказов, состояло в том, что с течением времени постоянно повышалась способность и умение штаба, всех других органов управлять войсками, организовывать взаимодействие, вести разведку, налаживать связь. Уровень ответственности и требовательности к офицерам и генералам штаба и политуправления округа был весьма высок. Одним словом, учились на горьком опыте. Естественно, было и немало негативных сторон.
Офицеры штаба фронта были на казарменном положении. Тем не менее, поскольку мы жили довольно близко, отец за счет положенных минут отдыха старался иногда бывать у нас и в меру своих возможностей помогать нам.
Помню, один раз он радостно принес кастрюлю гречневой каши. Как оказалось, его товарищи срочно убыли в командировку на фронт, каша осталась несъеденной и благодаря отцу попала на наш стол.
Узнав о том, что жена и пятеро малолетних детей отца всю блокаду голодают в Ленинграде, его товарищи по службе из своих пайков несколько раз собирали для нас небольшие передачи, в основном бутерброды. Через десятилетия шлю им за это нашу благодарность. Благодаря табачному довольствию отца, которое тоже передавалось нам, у нас водились дровишки. Ближе к весне у военных заработала водная колонка, поэтому отпала необходимость ходить за водой на Неву. Одним словом, нам немного полегчало.
Конечно, мы выжили в блокаду только благодаря отцу. Это однозначно. Умерли от голода сотни тысяч взрослых, здоровых людей. Паек, который выдавался в городе начиная с сентября 1941 года, обрекал человека на голодную смерть.
Думаю, что для всех тех, кто уцелел в этом чудовищном испытании, блокада стала жесточайшей проверкой всех духовных и физических сил и оставила неизгладимый след в душе, сердце и памяти. Так же, как и наша семья, блокадники в основном своем большинстве держались стойко и мужественно. Количество мародеров, бандитов и прочих преступников в расчете на общее количество населения города было ничтожным.
Не случайно слово «блокадник» до сих пор окружено в нашем народе глубоким уважением. Я лично не сомневаюсь, что те испытания, которые довелось перенести мне ребенком в блокадные дни, сформировали мой характер и немало помогали мне в последующем преодолевать жизненные невзгоды.
Когда я думаю обо всех испытаниях, выпавших на нашу долю, мыслями я неизменно возвращаюсь к нашей маме – Надежде Ивановне Тарасовой.
Ей вообще в жизни досталась нелегкая доля. Но дни блокады были верхом испытаний, которые могут выпасть на долю человека. Современному читателю, да временами и мне самому трудно представить себе положение, в котором она оказалась в Ленинграде с началом войны.